в порядке. Отель функционировал в штатном режиме, подразделения слаженно взаимодействовали между собой, служба охраны пресекала любые попытки проникновения на территорию посторонних лиц, в бассейнах ежедневно брались пробы воды, и технику были даны строгие указания сообщать руководству о малейших отклонениях от нормы.

От постояльцев не было нареканий ни к качеству пищи, ни к уборке номеров, ни к дополнительным услугам, оказываемым за отдельную плату. Всё как в обычном отеле: напоминающие нашествие варваров завтраки, жалобы уборщиц на разбросанные повсюду мокрые полотенца, регулярно улетающие с балконов купальники и плавки, которые горничные выуживали у постояльцев, проживающих этажом ниже, яростные схватки гостей за свободные лежаки, пляжные вечеринки с неумеренным потреблением горячительных напитков и шумными дискотеками.

Всё говорило о том, что волноваться Эрике не о чем, что нужно радоваться их общему с Робертом успеху, наслаждаться жизнью у моря, не забывая, впрочем, о служебных обязанностях, налагавших на нее ограничения как в проявлении эмоций, так и в действиях, ущемляющих права постояльцев.

Закрытие бассейна было хоть и не существенным, но все же ущемлением прав. При всей близости моря и очевидной неполезности хлорированной воды все же находились любители «ограниченных» водных процедур – вероятно, в связи с нежеланием (или отсутствием необходимости) удаляться от отеля больше чем на десять метров. У Роберта были все основания злиться на импульсивное решение Эрики: если бассейн продержать закрытым хотя бы сутки, начнутся жалобы, а туристические сайты пополнятся негативными отзывами об очередном так-себе-отеле, который не подготовился к новому сезону.

Проблема заключалась в том, что только Эрика знала, какую потенциальную опасность таит в себе бассейн. Ей вспомнилась фраза из прочитанного много лет назад русского романа, название которого она позабыла: «Быть пророком тоскливо: ты всё знаешь, но тебе никто не верит»[10]. Ей действительно никто не верил: ни Роберт, ни Заробалас, ни этот недоучка Камбанарис. Все они считали ее сумасшедшей. Пожалуй, только Хестия вполне разделяла ее опасения. Но Хестия жила на Нисиросе, у нее были свои заботы, и вряд ли она могла поддержать Эрику в неравной борьбе с мужским скептицизмом.

С недавних пор Эрика стала видеть их в коридорах и на внутренних лестницах. Вначале это случалось только в сумерках, но вчера Эрика встретила их при свете дня. Она едва не прошла мимо: бестелесные, полупрозрачные силуэты почти сливались со стеной, подсвеченной лучами полуденного солнца, бившими через панорамное окно рекреации. На сей раз это было целое семейство: отец, мать, девочка-подросток и мальчик лет шести. Родители сидели в ротанговых креслах, девочка примостилась на подоконнике, а мальчик, стоя на коленках на полу, катал по низкому столику игрушечную машинку.

Увидев их, Эрика остановилась как вкопанная. Ее охватил сонм противоречивых ощущений: волнение, замешательство, любопытство, жалость – всё, кроме страха. Она уже знала, что их, в отличие от незнакомки, бояться не нужно. Они не собирались ей вредить, поскольку сами были жертвами. Эрика догадывалась, что в тот злополучный день гибли целые семьи, но только теперь ее догадка подтвердилась. Казалось, они не обращают на нее никакого внимания: муж с женой, склонив друг к другу головы, неслышно переговаривались, девочка смотрела в окно, а мальчик занимался машинкой. Но в следующий момент женщина обернулась и посмотрела Эрике в глаза.

– Добрый день, – произнесла она. – Сегодня чудесная погода, не правда ли?

Голос звучал у Эрики в голове: приятный тембр с ощутимым романским акцентом. «Немцы или австрийцы, – решила Эрика. – А может, швейцарцы».

– Из какого вы номера? – спросила она.

– Из триста пятнадцатого.

– Вы давно приехали?

Этот простой вроде бы вопрос вызвал у женщины замешательство. Она повернулась к мужу:

– Сколько времени мы уже здесь, дорогой?

– Давно, – буркнул мужчина. – Так давно, что я уж и счет вести перестал.

– Наверное, скоро домой возвращаетесь? – спросила Эрика.

– Домой? – женщина покачала головой. – Нет, ну что вы. Наш дом теперь здесь. В отеле.

То же говорили Эрике и другие. Они считали отель своим единственным домом, потому что не могли пройти таможенный досмотр, подняться на борт самолета и через несколько часов оказаться там, откуда двадцать лет назад начали свое путешествие. Поэтому они со всем возможным тактом, стараясь никого не обременять своим присутствием, обитали в номерах, отдыхали в рекреациях, пользовались лифтами и, быть может, даже обедали, хотя насчет последнего у Эрики все же имелись сомнения.

Эрика не сразу поняла, что отель заселен не только нынешними, но и предыдущими постояльцами. Эти две группы отдыхающих существовали в двух параллельных мирах, никак между собой не сообщающихся. Она бы не удивилась, узнав, что кроме нее, их никто больше не видит. Они и ей-то показались не сразу, а лишь после того, как она, по всей вероятности, прошла некую проверку.

Эрику их присутствие не пугало. Она боялась только одного обитателя отеля: незнакомку в белом платье. Видели ли они эту девушку так же, как ее видела Эрика? Была ли она одной из них, или представляла собой совершенно иную субстанцию?.. Эрика не решалась спросить их об этом, поскольку знала, что ответ ей в любом случае не понравится.

Когда слезы, вызванные несправедливым решением Роберта, иссякли, Эрика почувствовала себя лучше. На смену напряжению, не отпускавшему ее последние дни, пришло странное облегчение, вызванное неожиданным ощущением свободы. Посмотревшись в карманное зеркальце, Эрика нахмурилась: опухшее от слез лицо покрывали безобразные красные пятна. Но теперь они, по крайней мере, не были вызваны ожогом от неизвестного вещества.

Несколько минут Эрика собиралась с силами, прежде чем переступить порог ванной комнаты, откуда этим утром она выбежала, охваченная животным ужасом, уверенная, что сейчас умрет. При воспоминании о тех мучительных минутах ее вновь охватила дрожь. Задержав дыхание, Эрика мысленно досчитала до десяти. Если сейчас она не преодолеет свой страх, потом всю оставшуюся жизнь будет избегать ванных комнат и всего, что связано с водой.

Приблизившись к раковине, Эрика осторожно повернула краны. Вода потекла тонкой струйкой – чистая, прохладная… Эрика, словно завороженная, смотрела на нее, думая о том, что за этой внешней безобидностью может скрываться зло. А потом решительно подставила ладони под струю.

Она вздрогнула, ощутив, как прохладный поток омывает ее руки. Первым ее побуждением было стряхнуть с себя воду, но Эрика заставила себя стоять неподвижно. Убедившись, что ничего страшного не происходит, она склонилась над раковиной и плеснула немного воды на лицо. Ее нервные окончания оголились до предела, она ощутила почти физическую боль и, не сдержавшись, вскрикнула.

Набрав полные ладони, Эрика погрузила в них лицо, дрожа от страха и радостного возбуждения: она переборола себя,