место, где произошла трагедия, вспоминают нечто, открывающее им глаза на случившееся.

– Вы думаете, Хестия согласится? – с сомнением спросила Эрика. – В тот раз, когда мы встречались, она с неохотой говорила о «Вергопуло». У меня сложилось впечатление, что она хотела бы забыть, никогда не возвращаться к этой теме, потому что воспоминания слишком болезненны для нее.

– Если я попрошу, Хестия мне не откажет.

Внезапно лицо главного редактора исказила гримаса боли. Он закусил губы, пытаясь сдержать стон, и судорожно сжал подлокотники кресла.

– Вам плохо? Позвать медсестру? – испуганно спросила Эрика.

– Ничего, – прошептал Ксенакис. – Сейчас отпустит.

На его лбу выступил пот, кожа посерела. Эрика в замешательстве смотрела на него, готовая сорваться с места, чтобы позвать на помощь.

«Он не может сейчас умереть! – в отчаянии подумала Эрика. – Кто мне поможет кроме него?..»

– Все в порядке, – Ксенакис обессиленно откинулся на спинку кресла. – Простите, что напугал.

– Помочь вам перебраться на кровать?

– Если вас не затруднит.

– Обопритесь на мое плечо. Вот так, потихоньку…

Эрика помогла главному редактору подняться и осторожно довела до постели. Вытянувшись поверх покрывала, Ксенакис прикрыл глаза и затих.

– Мне пора, – пробормотала Эрика. – Вам лучше отдохнуть.

– Скоро придет медсестра ставить капельницу. До ее прихода я должен успеть поговорить с Хестией. Я могу дать ей ваш номер, кирия Трейси?

– Разумеется! Но это не срочно, можете позвонить ей завтра…

– Видите ли, тут есть одна проблема. До завтра я могу и не дожить.

Ксенакис открыл глаза и посмотрел на Эрику. Это не было фигурой речи – каждый день действительно мог стать для него последним. Внезапно Эрика осознала это с поразительной четкостью.

– Я могу навестить вас снова, к примеру, в воскресенье? – спросила она.

– Воскресенье? Замечательный день для визитов.

Он умер в ночь с пятницы на субботу – заснул и больше не проснулся. Об этом Эрике сообщила Хестия, позвонившая в субботу утром. Она спросила, пойдет ли Эрика на похороны, которые состоятся в понедельник. Эрика, не раздумывая, согласилась. Ее душили слезы, и она хотела уже повесить трубку, когда Хестия прибавила:

– После похорон я могла бы заехать в «Персефону».

– Если вас не сильно затруднит…

– Тезеус попросил меня. Получается, это была его последняя просьба.

– Он вам рассказал?..

– Да. – Хестия помолчала. – Будьте осторожны, Эрика.

– Вы считаете, мне грозит опасность?

– Я считаю, что вы напрасно приехали на Кос, – ответила гречанка и повесила трубку.

Тезеуса Ксенакиса похоронили на маленьком кладбище возле горной деревушки Зия, откуда он был родом. С вершины острова Кос открывались панорамные виды на побережье и пышный лесной массив, но Эрика, глаза которой не просыхали от слез, не замечала ничего вокруг. На протяжении всей церемонии она держалась рядом с Хестией и ее мужем, широкоплечим угрюмым Алексисом. Они подсказывали ей, куда идти и что делать во время основных ритуальных моментов.

Эрика, формально принадлежащая к англиканской церкви, имела весьма смутное представление о греческой похоронной церемонии. Следуя совету Хестии, она оделась во все черное и купила букет из четного количества роз. Потом заехала в порт за Хестией и Алексисом, прибывшими утренним паромом, и повезла их по петляющему горному серпантину в Зию, где уже собрались родственники и друзья покойного. Эрику представили сыну, сестре и племянникам кирие Ксенакиса, после чего все отправились в православную церковь, где состоялось отпевание с последующим захоронением.

Когда гроб опускали в могилу, Эрика уже не плакала. Ее охватило странное оцепенение, вызванное не горем, – ведь она почти не знала главного редактора, – а более эгоистичной причиной. Со смертью кирие Ксенакиса число тех, кто верил Эрике, сократилось ровно вдвое. Теперь только от Хестии зависело, останется ли Эрика в полном одиночестве или сможет рассчитывать на посильную помощь.

Вновь оказавшись в отеле, Хестия, возможно, вспомнит нечто такое, что прольет свет на происходящие там явления. Тогда Эрика перестанет блуждать в темноте с завязанными глазами. Тогда она сможет, наконец, действовать.

После поминок Эрика отвезла Алексиса обратно в порт, к отплывавшему на Нисирос парому. Оставаясь в машине, она смотрела, как Хестия пытается в чем-то убедить мужа. Когда тот все-таки поднялся на палубу, Хестия вернулась в салон. Ее застывшее лицо напоминало непроницаемую маску.

– Все в порядке? – осторожно спросила Эрика.

– Да. – Хестия скупо улыбнулась. – Не обращайте внимания на Алексиса. Сегодняшнее… гм… мероприятие выбило его из колеи, и он рассчитывал, что я вернусь домой вместе с ним… Мужчины как дети – постоянно нуждаются в нашей поддержке, не правда ли?

Эрика подумала о Роберте – всегда собранном, уверенном в себе, не нуждающемся ни в чьей поддержке – и промолчала. Она завела мотор и выехала с парковки, явственно ощущая присутствие Хестии в салоне, видя боковым зрением ее четкий, как на старинных монетах, профиль в обрамлении вьющихся волос. Она не знала, что говорить, как вести себя с этой женщиной. Вежливая отстраненность Хестии сковывала Эрику, заставляла чувствовать свою вину перед ней: если бы не предсмертная просьба кирие Ксенакиса, Хестия сейчас возвращалась бы на Нисирос вместе с мужем. Вместо этого она ехала туда, где много лет назад чудом избежала гибели, где для нее всё было пронизано неприятными воспоминаниями и населено призраками прошлого, – в прямом и переносном смысле.

Словно в ответ на мысли Эрики, Хестия пробормотала:

– Как давно я здесь не была. Как же странно оказаться здесь снова!

Машина, перевалив через холм, неумолимо приближалась к «Персефоне»; уже были видны пышные кроны деревьев парка, окруженного новой оградой. Будку и шлагбаум разобрали, но каждый раз, проезжая мимо этого места, Эрика вспоминала свое первое впечатление от увиденного на въезде в отель: удивление, беспокойство и смутный страх, ничем не объяснимый в тот первый день на Косе.

Миновав распахнутые ворота, возле которых круглосуточно дежурил охранник, Эрика свернула на подъездную аллею, привычно снизив скорость до минимума.

– Территория выглядит ухоженной, – заметила Хестия нейтральным тоном, хотя ее поза выдавала скрытое напряжение.

– Да, мы многое здесь обновили… конечно, не мы с Робертом лично, а рабочие Заробаласа.

Едва Эрика заглушила мотор, Хестия тут же вышла из машины и устремила пристальный взгляд на отель, позолоченный лучами заходящего солнца. Картина – для непосвященных – напоминала пасторальную: живописный благоухающий парк, неумолчный щебет птиц, журчание воды в фонтане…

– Он кажется вполне безобидным, правда? – заметила Эрика с нервным смешком.

– Я не была здесь двадцать лет. Целых двадцать лет… – словно не слыша ее, промолвила Хестия, с любопытством оглядываясь вокруг.

Всюду – на дорожках, у бассейна, на лужайках и детской площадке – кипела праздная жизнь, создававшая иллюзию вечного отпуска. Постояльцы пили