стене. – В этом месте камни ослабли. Можно разобрать их, и тогда окажемся вне города. Не стесняйся присоединиться к грязной работе, друг мой.

Убирая камень за камнем, они проделали в стене дыру, достаточную, чтобы пролезть через нее. Подгоняя Энки, Шархи протиснулся в нее вслед за ним. Они вышли с западной стороны.

Впереди раскинулась равнина. До леса, видневшегося вдали, идти предстояло не менее полудня.

– Остается уповать на Ашу и надеяться, что никто не будет смотреть в нашу сторону и не пустит стрелу нам в спины, – сказал Шархи, оглядываясь.

Дым еще поднимался над городом.

– Добро пожаловать в незнакомый мир, друг мой! Пора убираться подальше, если не хочешь, чтобы твоя новая жизнь закончилась слишком рано.

Кровоточащими ногами Энки сделал первый шаг. Потом еще один, и еще. Город, обитель, в которой он провел всю жизнь, остались позади. С собой Энки уносил только ключ, полученный в заброшенном поместье. Жрец не помнил, как тот оказался в его кармане, да и задумываться об этом не было сил. Он просто делал то, что мог, – без лишних мыслей шел вперед.

Ни Шархи, ни Энки не заметили фигуру, наблюдающую за ними из теней. Глаза, скрытые за красной повязкой, с искрящимся весельем наблюдали за уходящими беглецами.

Глава 8

Благословленный солнцем

Первый луч солнца прорезал сумрак, и пески пустыни начали пробуждаться ото сна. Бесконечные барханы с оазисами и острыми горными хребтами обрели голос – то пели люди, приветствуя своего создателя и покровителя – Ашу Шамаша.

Ступая по песку, Аран наслаждался теплым ветерком, но не забывал поглядывать на жрицу, тащившуюся следом. Лицо женщины закрывала маска, тело скрывалось за слоями плотной ткани. Ее облачение казалось Арану жутко неудобным и почти комичным. Остальные женщины и мужчины южного народа не стесняли себя. Все – от высокородных до низкородных – носили легкие, едва прикрывавшие тела одежды. Но жрицы со жрецами были исключением. Ходила легенда, что однажды жрица соблазнила воина и тот тайно вывез ее из города. Постыдная история, повторения которой никто не хотел. На юге Аккоро высокородные воспитывали жрецов, не позволяя им лишних вольностей. Однако нельзя забывать, что диких зверей до конца не приручить – за ними нужно присматривать.

– Час настал, воин.

Аран едва расслышал приглушенный маской голос.

– Тогда за дело, милая.

Он привычным жестом скинул невесомую шифоновую накидку, обнажаясь по пояс.

Жрица принялась за работу. Тонкая кисточка, зажатая в руке, мягко прикоснулась к загорелой груди воина, выводя символ солнца – знак избранного Ашу. Вот уже пять лет золотой узор наносили на кожу Арана каждый день в час рассвета. Жрица не спешила. Как только она закончит работу, ей придется вернуться в пещерную прохладу города.

Поговаривали, что жрецы сражаются за право наносить благословенные узоры, лишь бы ненадолго выбраться и увидеть свет солнца. Аран не жалел их. Каждому выпадают испытания, а пройдешь ты их с честью или нет – зависит от тебя.

Свое Аран прошел и удостоился награды. Путь его был сложен и долог – справиться с испытанием Шамаша могли лишь самые достойные. Дабы заслужить место среди избранных, Аран отдавал всего себя без остатка. За три года он завоевал для своего властителя пять новых городов в соседней провинции и сумел их удержать. А после триумфа еще месяц отбывал заслуженное наказание за то, что проливал кровь при свете солнца – перед ликом Шамаша.

Разумеется, он с самого начала понимал, что этого не избежать: внезапные дневные набеги приходилось отбивать, не задумываясь о грядущей каре. Аран, как и остальные воины, знал, на что шел. После победы его отправили на нижние уровни пещерного города. Но темнота, голод и удары кнута не сломили его, ведь он грезил о том, что случится, когда срок наказания истечет. Впереди ждали богатство и слава для семьи, которая будет приветствовать его.

Да, перед наказанием состоялось символическое отречение от него, но как только он вновь шагнул под свет солнца, его с почестями приняли назад.

И все же главной наградой для Арана было не золото и не слава. За победы он удостоился пройти испытание Шамаша, а ему было всего двадцать три года! Обычно воины заслуживали свое право не раньше тридцати пяти, а потому не раз и не два завистники покушались на Арана, принесшего честь в свою семью. Аран и раньше проверял еду на яд, но с тех пор стал во сто крат осторожнее. Подсыпать смертельный порошок в кубок противнику зазорным у южан отнюдь не считалось. Наоборот, отравления были изысканной игрой, которой высокородные и воины посвящали бо́льшую часть времени. Матери по капле давали своим младенцам яды, дабы их тела научились бороться с ними.

Но от всех разновидностей отравы нельзя защититься. Умельцы с азартом создавали новые виды смертельных и чаще всего безвкусных добавок.

Арану эти танцы с ядами никогда не нравились – он больше доверял своему клинку. Семья посмеивалась над ним, но не упрекала. Да и как они могли? Аран принес их дому славу, завершив испытание и вернувшись живым.

Чаще всего заслужившие испытание Шамаша его не проходили – довольствовались правом и привилегиями, но рисковать не желали. Те же, кто отваживался, редко оставались в живых. За все известное мудрым время лишь двое справились и выжили. Аран стал третьим.

Каждая деталь испытания впечаталась в его память. Палящее солнце, голос жреца и горечь черной воды из Колодца Шамаша, которую ему велели выпить. После этого мир завертелся, и он перенесся в место, доступное только жрецам – за Грань. Конечно, он был не один. Его сопровождал старенький жрец, постоянно твердивший не отпускать руку. «Отпустишь – и больше не проснешься. Я удерживаю твой дух от путешествия на Поля Благочестия».

Аран это понимал. Он слышал зов – желал вырваться из хватки жреца и отправиться… дальше. Но воля Арана была сильна. Он дошел до Чертогов Ашу и узрел спящего Шамаша. В тот миг душа его вспыхнула просушенной щепкой и сгорела. Аран чувствовал, как его сущность погибает, но не устрашился. Смерть его не пугала. Дух его рассыпался пеплом, а потом возродился. И крохотная часть огня Шамаша осталась с ним навсегда. С того дня каждый день солнце восходило на груди Арана – ныне он единственный из живущих удостаивался такой чести.

Кисточка в руке жрицы замерла – она завершила узор. Но женщина продолжала тянуть время и не спешила возвращаться к паланкину. Глаза ее с жадностью впивались в светлеющее