шествие из окон лепестками цветов. Какие-то подвыпившие старички протягивали из двери кабака котилы с вином. Один неуклюже попытался ущипнуть танцовщицу, та со смехом отшатнулось, хлопнув его по голове медной тарелочкой. Он махнул рукой, при этом вино залило ему хитон, а толпа зашлась в хохоте.

Спарток возглавлял помпу на квадриге из позолоченного дуба. Управляя конями, не забывал наблюдать за происходящим. Одрис удивлялся: настолько раскрепощенных людей он видел дома только на дионисийских шествиях.

Его двуколка первой выкатилась на теменос Аполлона, где как раз закончилась подготовка к главному событию дня — театральному представлению в честь Афродиты и Геракла.

Посреди площади устроители возвели настил из досок, выстлали его шкурами, а сверху установили декорации. Чтобы не мешать шествию, Спарток направил коней прямо к сцене. Остановился перед канатом, огораживающим площадку, где рабочие снимали леса. Облокотившись на бортик, стал ждать начала.

Теменос заполнялся на глазах.

В этом году архонты решили разыграть спасение Гераклом Афродиты от титанов.

Среди бутафорских гор зияло матерчатое чрево пещеры в окружении парящих эротов. Выше других торчала белоснежная верхушка Олимпа под облаками, полумесяцем и звездами, что должно было символизировать ночной сон богов.

По бокам дыры спускались полосы из материи небесного цвета.

Первым делом горожане почтили Афродиту Уранию Апатуру. А как же — ведь богиня незримо присутствует на празднике, значит, от ее воли будет зависеть, как он пройдет. Одни резали шеи чайкам, чтобы окропить алтарь кровью. Другие выкладывали на него раковины, устриц и мидий.

Наконец тонко запели авлосы. В такт барабанных ударов из-за гор один за другим вышли чудища: двенадцать титанов и титанид, трое сторуких гекатонхейров, а также трое одноглазых киклопов.

Страшилища выстроились по обе стороны от пещеры.

Вдруг оттуда выпорхнула Афродита в полупрозрачном хитоне, расшитом золотыми бляшками с изображениями крылатой богини, свернувшейся в клубок пантеры, змеи и дельфина. На голове танцовщицы высился калаф с диадемой, за спиной подрагивали лебединые крылья.

Теменос взорвался аплодисментами и криками восторга.

Улыбнувшись, Афродита грациозно подняла руки. Танец любви начался. Руки вверх, в стороны… Ножка то вперед, то вбок… От покачиваний головы височные подвески нежно позвякивали.

Спарток не мог отвести от танцовщицы взгляда: такой красоты он еще не видел.

Вот к ней подошел титан — лохматый, с бородой до пола, в овчине. Сделал вид, что хочет обнять. Афродита в немом ужасе отшатнулась, а затем простерла руки к пещере. Оттуда показался Геракл с дубиной в руке. Герой потрясал оружием и топал ногами. Потом вдруг скрылся.

Афродита сделала вид, что покоряется злу, — жестом пригласила чудище в пещеру.

Площадь разразилась гневными выкриками и свистом.

Но возмущение толпы длилось недолго: как только титан скрылся в дыре, оттуда выкатилась его голова, следом вышла довольная Афродита.

Зрители ликовали: настоящая обманщица!

Остальных чудищ постигла та же участь. Вскоре Афродита снова закружилась в танце среди отрубленных голов. Геракла толпа встретила криками восторга. Он и в этот раз потряс дубиной — теперь уже знаменуя победу над силами тьмы.

Подойдя к одной из свисающих полос, Афродита вдела ногу в петлю. Облака над Олимпом раздвинулись, тогда она медленно поплыла вверх, вцепившись руками в ткань.

Вот она уже у самой вершины.

Сейчас небожители примут ее.

Внезапно ткань с треском разошлась.

Богиня покачнулась, но удержалась.

По площади прокатился вздох ужаса.

Ткань снова затрещала.

Спарток среагировал мгновенно. Соскочив с колесницы, бросился вперед. Он стоял внизу, а Афродита смотрела на него сверху — калаф сдвинулся набок, крылья распушились, в глазах застыл страх.

Треск! Она падает.

Он подхватил ее, и оба опрокинулись на шкуры.

Со всех сторон к ним бросились горожане.

А они просто лежали — ошеломленно глядя друг на друга…

Глава 5

Год архонта Феодора, таргелион

Боспор, Таврика

1

Спарток докладывал Периклу:

— Новая власть — новые деньги. Только Мирмекию оставлю старый чекан. Мирмекийцы за товарами едут в Пантикапей, поэтому серебро все равно будет оседать в наших карманах. Нам столько рыбы не надо, своей хватает, пусть лучше расплачиваются звонкой монетой.

— Какой номинал?

— Диобол[181], гемиобол[182] и тетартеморий[183].

— Продумал символы?

— Сильно менять не буду. Львиную голову решил сохранить, к ней привыкли. Вместо "ПА" будет "ПАН", вместо двух звезд на оборотной стороне — одна, но восьмилучевая. А вот надпись: "АПОЛ" уберу. На тетартемории пусть остается муравей. И никаких голов Аполлона, чтоб стереть память о Кизике. Правда, мирмекийцы могут не согласиться — они издавна почитают Аполлона Врача.

Первый стратег сделал удивленное лицо:

— Кто это говорит! Будущий синагог амфиктионии Аполлона!

Одрис объяснил:

— Монета — как флаг. Ты пойдешь в бой с флагом Милета? Нет. Так и Аполлон: пока он на монете, люди помнят Кизика. Не все — с плохой стороны, кто-то — и с хорошей. И зачем мне это? А как проявить себя в качестве синагога, я придумаю. Да вот… воздвигну новый алтарь Аполлона Врача в Мирмекии.

Перикл хитро посмотрел на него:

— Кое-кто у нас герой Нимфейской осады. Миндальничаешь.

Спарток усмехнулся:

— Ладно… Возьму Мирмекий — и дело с концом.

— Вот это по-мужски, — Перикл довольно огладил бороду. — А Нимфей и Фанагория?

Одрис замялся:

— Купцы там богатые… Торгуют по всему побережью Понта. Пусть чеканят сами, главное, чтобы форос платили вовремя и в полном объеме.

— Теперь вот что, — Перикл досадливо сжал губы. — В Синдской Гавани мне удалось договориться только о земле для боспорских клерухов. Задача колонистов — закрыть рынок Синдики от проныр из Милета. Мы синдам — товары из Афин, они нам — зерно. Никакого серебра! Поставь ойкистом надежного человека, он должен пресекать любые попытки синдов всучить купцам деньги за товары. Тогда и чекан им будет не нужен.

Голова у Спартока шла кругом от дел.