"Вот всегда так, — недовольно подумал Орпата, — сначала стравит, потом любуется на дело своих рук".

— Мне Аргимпаса не указ, — огрызнулся он. — Я слушаю Царицу скифов.

Повернулся к номарху:

— Будешь спрашивать?

— Потому и позвал.

— Что?

— Хочу помочь Афинам.

Орпата без разрешения подхватил кувшин, налил в чашу вина. Зашевелил губами, читая молитву. Затем размашисто плеснул на жаровню. Угли зашипели, расплевались искрами, окутались дымком — словно богиня ругалась.

В шатре повисло тяжелое молчание — все четверо не сводили глаз с жаровни. И вот снова заплясали язычки пламени. Орпата бросил на энареев полный торжества взгляд.

Октамасад жестом пригласил жреца сесть.

— Значит, так тому и быть!

— Чему? — злобно процедил Сенамотис.

— Будем держать сторону Перикла.

— Эскадра скоро уйдет — что ей здесь делать?

— Останется наместник Афин! — рявкнул Октамасад. — Ты что, не видел, как Табити раздула священный огонь? Может, ты хочешь с ней поспорить?

Сенамотис обиженно поджал губы, но промолчал.

Номарх разлил вино в котилы. Выпив, крякнул от удовольствия, потом вытер губы рукавом.

Обратился к Орпате:

— Завтра с Токсисом поедете в Херсонес.

Увидев удивление на его лице, пояснил:

— Перикл скупает зерно у траспиев и катиаров, чтобы поставлять в Гераклею, поэтому Феодосия для него как кость в горле. Рано или поздно Пантикапей пойдет на Феодосию войной. Но Феодосия попросит помощи у Херсонеса. За Херсонес вступится Гераклея. Начнется война за хлеб. Мы не можем остаться в стороне.

— Феодосия возит в Гераклею не меньше зерна, чем Пантикапей в Афины, — встрял Абарид. — Пусть они без нас решают, кто из них хозяин хлеба на Боспоре.

Октамасад стукнул кулаком по кошме.

Его голос зазвучал резко и зло:

— Я решаю, кто хозяин хлеба! Землепашцы платят дань мне! Кому скажу, тому и продадут.

Сенамотис подал голос:

— Какая разница?

— Большая! — рявкнул номарх. — На Феодосию мне плевать, а на Пантикапей — нет. Есть торговля с Боспо-ром — мир, нет торговли — война. Как мы зимой к Танаису будем ходить? А в Синдскую Гавань? Через Акру не пройдешь — там пролив не замерзает. Если Пантикапей закроет для нас Парфений, про налеты на сайримов и керкетов придется забыть.

Он плеснул энареям вина.

— Нравится хиосское?

Оба кивнули.

— А мальчики-керкеты?

Абарид закусил губу. Сенамотис часто заморгал глазами.

— Вот! — ухмыльнулся Октамасад. — Чтобы жить по-афински, надо дружить с Афинами.

— Нам-то что делать? — спросил Орпата.

— Ничего… Внимательно смотрите по сторонам. Все замечайте, соображайте… Слушайте пьяниц по постоялым дворам — их россказни, конечно, не надо принимать за чистую монету. Проверяйте, переспрашивайте, узнавайте… Если в гавани вдруг станет тесно от гераклейских лембов — это сигнал. Перед приходом эскадры первыми всегда появляются купцы, чтобы скупить все, что можно, а потом перепродать втридорога гоплитам и морякам. Как только что-то прояснится — сразу назад.

— Вдвоем пойдем?

— Отряд — это посольство. Мне Ксенократу нечего сказать. А двое — мало ли какие у вас могут быть дела в Херсонесе. На всякий случай дам тамгу[186] к архонтам. Но лучше избегать пикетов.

Он кивнул на груду оружия возле жаровни:

— Акинаки возьмите, послам полагаются.

Путь до Феодосии занял три дня.

В город разведчики заходить не стали, а двинулись вдоль гряды холмов. Потом поднялись на гребень. Долго ехали через буковые и вязовые рощи. Подъездки послушно шли сзади на длинных чумбурах.

Токсис вдруг остановился возле ямы под дубом.

— Ты чего? — спросил Орпата.

— Вон там, в корнях… вроде блестит что-то.

Он спешился, спрыгнул вниз. Вылез с канфаром в руке, протянул другу. Стерев с серебра грязь, Орпата разглядел гравировку: Аполлон пляшет в окружении муз. Задумчиво поглядел на яму.

— Клад, что ли, тут раскопали… Больше ничего нет?

Токсис развел руками.

Под вечер вышли к заставе. Ополченцы на часах у гермы преградили путь. Гермес довольно улыбался с верхушки столба, демонстрируя путникам задранный фаллос.

Декадарх нахлобучил шлем, потом опасливо обошел сколотов, не снимая руки с навершия махайры. Остальные вроде держатся спокойно, но копья перехватили так, чтобы было сподручней бить.

— Куда идете? — глухо спросил грек из-под шлема.

Гоплиты подозрительно рассматривали скальпы, подвешенные к ленчику Токсиса, и поясную амуницию всадников — гориты с цветными стрелами, акинаки, точила. Им было известно: сколот с акинаком — не простой общинник.

— Херсонес, — односложно ответил Орпата.

— Что там забыли?

— Поручение в Совет.

Ответ декадарха не устроил:

— Послы парами не ездят. Разворачивайтесь!

Гоплиты окружили всадников, копья держат наперевес.

— Тамга есть.

Орпата достал свернутую трубочкой бересту. Декадарх презрительно покосился на письмо: варвары, папирус, наверное, в глаза не видели. А еще считают себя послами.

— Чихать я на нее хотел! Может, вы шпионы Тура, почем я знаю… С меня потом спросят.

— Мы не к таврам едем.

— Скифу соврать, как овце нагадить.

Орпата с трудом сдержался, чтобы не врезать обидчику сапогом в лицо. Схватив в горсть амулеты на шее, зло процедил:

— Я жрец Табити. Врунов ищи среди греков.

Еще немного, и перебранка могла кончиться плохо.

— Эй! — вклинился Токсис. — Мы заплатим за проезд.

В руки декадарха упал серебряный канфар.

Грек уважительно взвесил сосуд в руке, после чего отошел в сторону:

— Давай!

Пикет остался за спиной. Перед путниками расстилалось покрытое бурыми складками плоскогорье. Из балки сбегала мутная речка. Впереди вздымались предгорья Тавра.

Сколоты направили коней к воде.

Ксенократу доложили о приходе гостя.

— Кто там еще?

Утро началось приятно — с ласк. Колхидская рабыня прижималась всем телом, жарко обнимала, хватала губами за мочку уха. Ему не хотелось вылезать из кровати.

Поцеловав ее во влажный рот, он решительно вскочил, сделал несколько