– Я вас отвезу. Не беспокойтесь ни о чём.

– Спасибо, не стоит. Расскажите лучше, как сложилась ваша жизнь.

– Я уехал сразу после университета. В Израиль. Потом переехал во Францию. Сейчас здесь в командировке.

– Значит, вы – еврей? Я тоже.

«На ловца и зверь… кажется, у неё развито еврейское самосознание», – подумал Моше, а вслух произнёс:

– Ева, я ещё тогда почувствовал, что мы одной крови и у нас много общего.

– И как вам жилось в Израиле, – спросила Ева, – почему вы оттуда дезертировали?

– Жилось непросто, как и всем там. Я нашёл работу во Франции, поэтому и переехал.

– А чем вы занимаетесь?

– Навигационными системами.

– Как, вы же историк?

– Не только, я потом ещё и в Технионе учился. А вы, Ева – или может быть, перейдем на «ты»? Как сложилась твоя жизнь? Как ты стала журналисткой?

Моше кивнул на бейджик, который Ева забыла снять.

Ева слегка замялась, было заметно, что ей не очень хочется рассказывать, как именно сложилась её жизнь. Но она всё-таки сделала над собой усилие.

– Тот ранний мой брак распался. Муж исчез. Больше я замуж так и не вышла.

– Как исчез?

Моше сделал вид, что не понимает.

– Не знаю. – Еве явно не хотелось вдаваться в детали. – Там были какие-то криминальные разборки. Это было уже очень давно.

– И ты до сих пор одна? Как тебе здесь живётся?

– Вот так и живётся.

– Что тебя тогда здесь держит, почему ты не уедешь, в тот же Израиль, например?

Моше решил её прощупать.

– Арабов не люблю, войну, религиозных евреев и социализм. Я как-то больше всего свою связь с этой землёй ощущала в пустыне. – Ева сама не ожидала, что это скажет. Но это была правда. – Ты ведь из Израиля тоже сбежал, – неожиданно произнесла она с вызовом.

– Я по совсем другой причине. Кончится мой контракт с французами, и я вернусь.

– Как ты сможешь жить в этой стране после Франции?

– О, чтобы Израиль понять, надо провести в нём достаточное время. Либо у тебя есть чувство, что это твоя земля, либо нет. Там много образованных, талантливых и умных людей! Тебе нужно приехать туда со мной. Я покажу тебе мой Израиль, познакомлю с друзьями. И заметь – евреи, между прочим, лучшие мужья…

Ева прервала эту вдохновенную тираду:

– Я совсем недавно была в Израиле по работе.

– Правда? Когда?

– Сразу после окончания войны в Ливане. Там убили моего друга и коллегу! – Ева ощутила, как невольно сжимается в комок от страшных воспоминаний. – До сих пор в себя не могу прийти. Эта поездка меня перемолола.

– Ты была в Ливане?

Для Моше это, очевидно, стало новостью.

– Да, меня отправила редакция отрекламировать наши гранатомёты, которые пробили ваши непробиваемые «Меркавы». Мне дико не хотелось ехать, предчувствие было, понимаешь? А на обратном пути нас обстреляли из тех самых гранатомётов какие-то шальные боевики. – Она помолчала. – Я осталась жива чудом. А Коля, наш фотограф, и ещё несколько человек погибли.

Моше слышал про эту историю. Но не знал, что Ева была на месте событий.

– Я понимаю, что тебе пришлось пережить!

Рука Моше как бы непроизвольно накрыла Евину и сжала её. Манипуляция, конечно. Но через эту женщину пролегал путь его мести.

– Думаю, не понимаешь! Наши кичатся гранатомётами, ваши – танками, а заканчивается всё неизменно ужасно – смертью. Смертью близких людей! Причём абсолютно бессмысленной. Когда друг умирает на твоих глазах от рук спятившего исламского фанатика – у меня нет ни объяснений, ни оправданий этой гонке. На Земле, даже обетованной, – глухо произнесла Ева, – нет ничего важнее человеческой жизни, уж прости за высокий штиль. Люди важнее идей.

«Смотря каких идей. Если речь идет о выживании народа, страны…» – хотел возразить Моше. Но вместо этого почему-то едва слышно произнес:

– Мой сын погиб в Ливане на этой войне. Сгорел в танке. – Было очевидно, что каждое слово даётся ему невероятно тяжело. – Это я ему посоветовал в танковые войска попроситься служить. Они самыми безопасными у нас считались.

Он ненавидел себя за эту слабость и в то же время ничего не мог с собой поделать.

Лицо Евы неуловимо изменилось. Из улыбки исчезло веселье, и она повисла на лице, как платье не по размеру. Ева долго молчала и, когда пауза стала уже совсем неприличной, тихо произнесла:

– Я тебе сочувствую, особенно твоей жене. – Ева оправилась и взяла лицо под контроль.

– У вас есть ещё дети?

– Нет. Детей Бог нам больше не дал, а жена моя умерла от рака несколько лет тому назад.

– И ты тоже живёшь совсем один? – продолжала допрашивать Ева, не замечая, что поменялась ролями с собеседником.

– Да.

Моше сознательно отдал инициативу Еве. Похоже, она из тех женщин, которые любят опекать своего мужчину.

Ева между тем собралась с духом и, зажмурившись, рухнула в пропасть:

– Я тоже потеряла ребёнка! Он умер от лейкемии, когда ему было четыре года.

Моше внезапно пронзила жалость к этой женщине. Это было непростительно, непрофессионально, даже глупо, но впервые с момента гибели сына он вдруг остро почувствовал себя живым.

Повисла пауза.

– У тебя больше не было детей?

– Нет. Муж перед своим исчезновением оставил мне этот подарок. Единственный.

Часы, проведённые под дверью реанимации, где умирал Игорёк, и всё, что было передумано и перечувствовано за эти часы, спрессовалось в секунды. Безжизненное исхудавшее тело сына, скулы, обтянутые голубоватой кожей, и огромные страдающие глаза всплыли в Евином сознании так, будто это было вчера. Ком в горле перекрыл дыхание, и она даже не поняла сразу, что горячее внутри глаз – это слёзы. Плотину прорвало, они покатились по щекам, Ева стала рыться в сумочке в поисках бумажных салфеток, но их не было. Моше откуда-то вытащил упаковку, пересел к ней поближе, обнял, прижал к себе и стал вытирать слёзы. Такого успеха он не ожидал. Уткнувшись в его плечо, Ева всхлипывала и очень боялась по-настоящему в голос разрыдаться: ком в горле провоцировал её на это. Ева почувствовала себя одновременно бесконечно уязвимой и абсолютно защищённой.

– Иногда мне тоже бывает очень одиноко. Удивительно, как мы встретились после стольких лет… Мы должны были встретиться, – твёрдо добавил Моше, выдержав подходящую паузу. – Главное теперь – снова не потеряться.

Моше вёл себя по-рыцарски – он не стал приглашать Еву к себе в тот вечер, а когда она успокоилась, проводил до машины, тем более, теперь в машине был датчик, сообщавший о передвижениях «объекта». Ева оставила свой телефон, и они договорились встретиться на