пустынная, заброшенная нора в глубинах земли. Лабиринт из переходов и вырытых в толще пещер. На стенах руны написаны и рисунки такие же, как на винтовке твоей. Навь там раньше жила, мы о племени очень много слыхали. Каждый знал, что нора где-то рядом и каждый боялся набега по осени. Поговаривали, что подземники не нападают только лишь потому, что самый первый староста с ними договор заключил. Будто людей новых мы в городище не примем, но и из нас никто не уйдёт. Отец ещё сказывал, что держит племя нас про запас, как пищу в яме…

— Много вы знаете, — криво ухмыльнулась Анюта. — Значит, брошену нору нашёл и не ведал, что в пустом логове всегда волки селятся?

Пустельга помрачнел.

— Знал. Я много раз спускался под землю и сокровища ваши искал. Рассказывают, вы грабите сильно и добро своё под землей в норах храните.

— На кой тебе побрякушки? — заинтересовалась вдруг девушка.

— На востоке у меня невеста есть. Я уйти к ней хотел, навсегда общину покинуть. Прошлой весной мы решились в дальнюю охоту пуститься, и ещё одно селенье нашли. В чужой общине я любовь свою встретил, хотел всё из клада за свадьбу отдать. Они отпускать её от себя не хотели…

— Дурак. Дальше что? Откуда про волков-то узнал? — холодно продолжила Навь свой допрос.

— Однажды в пещерах я серую волчицу нашёл – большой и могучий был зверь! Как раз щенилась она и слаба была, а рядом-то никого. Меня же в городище всю жизнь придерживали за юродивого. Они думали будто я слаб и не годен, а тут такой жребий мне выпал. Весь приплод и волчицу я тот час же убил, не успел даже толком подумать, так захотелось мне пред отцом отличиться и перед всеми охотниками! Шкуру снял и в дом свой принёс…

— Значит ты во всём и повинен. Сам-то хоть понимаешь? — тихо спросила Анюта. — Ты всех сгубил. Проклятие лишь на тебе лежит, но и других с тобой рядом оно осквернило.

— Знаю! — выпалил Пустельга со слезами. — Волки потому меня и не трогали, чтобы видел я, как жизнь моя прахом пошла! Всё селение я погубил, проклятие на меня пало из-за этой волчицы! Она лесным духом была, как и Тарх – уравновешивала зло в лесу – ни как уж не меньше! Когда я её умертвил, нам тоже жизни не стало!

— Не всё так просто, дурак! — толкнула Анюта оружием в живот парня. — Тебя Навь извела, они за нормами своими присматривают. А когда ты дела свои тёмные сделал, то с тобой самим в жестокие игры сыграли.

— Игры?! — округлил глаза сын охотника.

Девушка улыбнулась ему, открыв край заточенных для крови зубов.

— Волки сами мстить пришли, а другое? Кто по-твоему сети драл, кто колодцы травил да на ваших могилах копался? Вместо набега Навь вас извела в развлеченье. Племён много, но все очень люты.

Пустельга побледнел, не веря в услышанное. Пересохшие губы юноши лишь прошептали:

— За что?

— Ты договор на крови ваш порушил. Много раз преступал за черту, котору до тебя провели меж вашей Явью и Навью. Из-за тебя, Пустельга, твой род и погиб.

Помолчав, словно что-то решая, Анюта добавила:

— Уходи, Пустельга. Прочь от нас уходи. Проклят ты, и не буде тебе счастья до самой смерти. И тем, кто с тобой рядом окажется, тоже не буде.

Она отвела «раненую» винтовку в сторону. Последний патрон так и не получил шанса выстрелить. Молодой охотник не мог поверить в то, что его прогоняют. Он сидел, отчаянно глядя в равнодушные Навьи глаза. Но недолго. Вскочив, Пустельга в страхе начал собирать свои вещи.

— Как же ты их одна через лес поведёшь? Ты же мест тех совсем ведь не знаешь!

Анюта лишь ухмыльнулась на это. Её взгляд указал охотнику к западу – над чёрной кромкой деревьев сверкал одинокий свет от другого костра. Кто-то развёл его на соседнем холме.

— По следу тех поведёшь, кто впереди вас идёт? — догадался охотник. Анюта кивнула.

— Тогда может быть и пройдёте… — Пустельга отвёл виноватый взгляд от Анюты. — Прости меня, Навь. И своих родных я сгубил, и скитальцев под смерть чуть не подставил. Надо было мне уж самому…

— Что самому? — голос Олега раздался совсем неожиданно. Анюта резко обернулась и сокрушенно вздохнула – он не ел отравленного ужина и потому спал как всегда чутко.

Посмотрев на собравшегося в дорогу охотника, Олег насторожился:

— Куда Пустельга уходит?

— Пора ему. Уходить пора, не держи, — сказала Анюта и как бы невзначай повернула ствол к проклятому.

— Так и есть, — смахнул охотник с глаз набежавшие слезы. — Не поминайте лихом…

Вся худощавая фигура Пустельги сжалась в мешковатой одежде. Короб давил на плечи, трехлинейка безвольно опустилась к земле. Он вновь стал тем самым отчаявшимся сиротой, что встретили скитальцы у могил этим утром.

— Спасибо, что помогли мне с волками. Теперь я хоть жить буду, зная, что за меня отомстили.

Он уже хотел уходить, но Олежка окликнул:

— Постой, да куда же ты теперь? Обратно в городище? Там ведь больше нет никого. У