что вы, господин Велендгрим, — учтиво улыбнулся портной, — однажды я получил заказ от её величества королевы Мередит с требованием сшить роскошное платье к следующему утру. Мне пришлось задействовать всех подмастерьев, в кратчайший срок добыть дорогие материалы и, простите, поднять на уши весь город. Чего стоили одни розовые жемчужины и паучий шёлк! А сколько ушло золотой нити…

— Но вы успели? — спросил Таринор, поправляя берет.

— Разумеется! — воскликнул эльф. — Подобные заказы могут или обессмертить имя мастера, или швырнуть его в грязь. Я не мог подвести королеву, и я не подвёл. В платье, что я отдал наутро, было не стыдно предстать даже перед мраморным троном Халантира! Увы, она надела его лишь однажды, на праздник в честь собственных именин.

— Разве ей не понравилось?

— Что вы! Если бы её величество осталась недовольна, мы бы с вами сейчас не разговаривали. Эльфу в этом городе очень легко потерять место, руки и даже голову. Нет, просто среди людских королев так принято. Теперь платье хранится в ожидании, пока его отдадут какой-нибудь фрейлине, но для меня будет невероятной честью, если оно когда-то достанется юной принцессе Мерайе…

По возвращении в банк Дунгар устроил завтрак на скорую руку, за которым Таринор, снедаемый беспокойством, попросил немного горячительного. Гном предложил вишнёвую наливку из собственных запасов, и наёмник, без раздумий согласился. Кроваво-красная жидкость наполнила маленький металлический стаканчик, больше напоминавший напёрсток, и была проглочена одним махом. Напиток обжёг горло, но вскоре по телу разлилось приятное спокойствие и тепло.

— Полегчало? — участливо поинтересовался Дунгар.

— Вполне, — кивнул наёмник, — но ещё от пары глотков я бы не отказался.

— А вот налегать не советую. Половины этой бутылки тебе хватит, чтобы послать короля и королеву к чёртовой матери прямо в тронном зале, но сейчас перед нами такой задачи нет. К тому же с минуты на минуту прибудет экипаж.

— Экипаж?

— На королевский приём пешком не ходят, — серьёзно сказал гном. — Пойду проведаю Рию, она уже должна переодеться, а ты топай к остальным и жди.

Таринор вернулся в зал для особых гостей, где скучали Драм с Игнатом. Маг сетовал, что не может тоже поехать в замок, но пожелал наёмнику удачи и взял с него честное слово запомнить всё в подробностях, а потом рассказать.

Вскоре после прибытия племянницы Дунгар раздобыл ей простое, но опрятное платье на смену пыльной и грязной одежде, в которой она добиралась сюда бессонными ночами. В нём она выглядела весьма мило и вполне могла сойти за дочь состоятельного торговца. Теперь же, когда Рия появилась в дверном проёме, Игнат от изумления раскрыл рот так, что Таринору пришлось ткнуть его локтем в бок.

Девушка была облачена в шерстное платье изумрудного цвета, сверху целомудренно доходившее почти до ключиц, где из-под него выглядывал край белоснежной льняной рубашки. Ряд серебряных пуговок спускался оттуда до самого малинового подола, скрывающего ноги. Такие же тёмно-малиновые рукава плотно облегали запястья, а на талии лежал чёрный кожаный ремешок с серебряной пряжкой.

Смущённо опущенную голову Рии украшал белый платок, закреплённый кожаным обручем и ниспадавший на плечи. В руках она крутила маленький блестящий предмет.

— Ну как вам? — торжествующе спросил Дунгар. — Ни дать, ни взять — лордская дочка!

Таринор и Игнат согласно кивнули, Драм же ограничился улыбкой и одобрительным взглядом.

— Дядя, — негромко сказала Рия, — ты слишком туго затянул пояс, а от платка ужасно чешется лоб. А брошь вообще кошмар. Ну, сам погляди!

На ладони девушки лежала металлическая роза, покрытая красным лаком.

— Мало того, что каждая пуговица — маленькая роза, — продолжала она, — так ты ещё и предлагаешь приколоть эту штуку на грудь. Сам ведь знаешь, как я не люблю эти цветы. Да и платье жалко, потянет ткань…

— Единственное, чего я теперь опасаюсь, — усмехнулся Дунгар, — королева может затаить на тебя обиду, если увидит. А что до броши — плевать. Прицеплю на дублет и стану кадрить милых толстушек из ригенского торгового дома.

Гном расхохотался, и в этот момент за его спиной возник высокий худощавый парень, возвестивший о том, что экипаж прибыл.

— А знаете, — Дунгар почесал подбородок, — поеду-ка я с вами. Прослежу, чтобы вы не перепутали дверь в тронный зал с дверью в уборную.

— Чуть не забыл, — хлопнул себя по лбу Таринор и ринулся к сумке.

Вернулся он, держа в руках что-то, завёрнутое в грязные тряпки, пропитанные чем-то тёмным

— Это ещё что? — спросил гном.

— Драконий коготь. Чтобы подкрепить наши слова, если король станет расспрашивать, что мы делали в долине.

— Отнимут же, — с сомнением в голосе протянул Дунгар, но махнул рукой, — Ладно, чёрт с ним. Идёмте, пока не пришлось тащиться в замок пешком.

У входа в банк стояла крытая карета, запряжённая парой белоснежных кобыл. Таринор вспомнил любовь Эдвальда к белым лошадям и вздохнул с облегчением. Ему уже столько раз говорили о том, как король изменился, что он уже и не знал, чего ожидать, но эта деталь немного успокоила.

Когда Дунгар кряхтя взобрался в карету и уместился на обитое мягким войлоком сидение, экипаж мягко тронулся. Таринор отодвинул занавеску от окна, в котором проносился город: дома, лавки, расступившиеся к краям улицы прохожие. Так вот как чувствуют себя важные птицы, чиновники с задранными носами и чистыми рукавами и придворные дамы, густо краснеющие от слова «задница».

Экипаж въехал на мост святого Готфрида и замедлил ход, а потом и вовсе остановился. Таринор увидел в окно множество людей, собравшихся вокруг немолодого мужчины с выбритой головой и пылающим взглядом. Он что-то воодушевлённо вещал и размахивал руками так, что рукава его мантии едва не хлестали по носу тех, кто подошёл слишком близко.

Дунгар постучал по стенке кареты и отодвинул деревянную задвижку.

— Эй, чего встали? — громко спросил он.

— Проповедь тут! — послышался хриплый голос кучера. — Сейчас расступятся, проедем.

— Чёрт бы этих фанатиков подрал! — проворчал гном, резко толкнув задвижку обратно. — Если сегодня опоздаем, попадём в замок не раньше конца следующей недели.

— И часто здесь так? — поинтересовался Таринор.

— На мосту? Или в городе? А, впрочем, всё одно. В последний год такое. Как Однорукий в веру ударился, так они и обнаглели. Страже, говорят, велено их не трогать и сборища не разгонять. Но что, спрашивается, будет, если устроить такое на каждом мосту и перекрёстке? Чёрт-те что!

— Неужели они не уступают даже тем, кто следует в замок? — с тревогой в голосе спросила Рия. — Нам нельзя медлить, нельзя опоздать! Я и так все эти дни была как на иголках! Сейчас выйду и…

— Не мни платье, девочка. Подожди здесь.

Сказав это, Дунгар открыл дверь ногой и спрыгнул на мощёный камень моста. Несколько мгновений спустя с улицы послышался зычный голос гнома. Даже приглушённый стенками кареты он звучал достаточно громко, чтобы Таринор разобрал те самые слова, от которых обычные пассажиры подобных экипажей, наверняка лишились бы чувств.

Вскоре Дунгар вернулся, и карета двинулась вновь. Вид у гнома был торжествующий. В окне проплыли растерянные лица горожан, среди которых самым недовольным выглядел лысый проповедник, нахмуривший брови так, что они выглядели сросшимися.

— Быстро разобрался, — усмехнулся Таринор. — Что ж ты такого сказал? Не уверен, что сумел всё расслышать.

— Ничего особенного, — ответил гном. — Сказал, что, если они не расступятся, сюда приедет рыцарь королевской гвардии Фолтрейн с дюжиной вооружённых ребят и разгонит голодранцев к чёртовой матери, а кого-нибудь даже к ней и отправит. Ну, и одного особо ретивого горлопана швырнул в воду через ограду моста…

— Погоди, ты сказал Фолтрейн? — оживился Таринор. — Гильям Фолтрейн?

— Ну да. Местная голытьба от этого имени икать начинает. Знает, что этот никакой божьей кары не испугается. А ты никак знаешь его?

— К сожалению, — мрачно ответил наёмник. — Верно ты сказал, богов он не боится. Не то, чтобы я был набожным, но всё же… не таким, как он.

— Рассказывай, раз уж начал, — Дунгар подался вперёд, положив локти на бёдра. — Едем всё равно небыстро.

Таринор вздохнул и начал рассказ.

— Фолтрейн командовал «крысиной ротой», той самой, куда я попал, когда выбрался из петли. И был этим не сказать, чтобы особенно доволен. Бился он, конечно, как зверь, да и в общении был не лучше, хоть и имел некое представление о справедливости. Часто говорил, что если