там же затеплил лампаду, встал на колени и принялся молиться, крестясь и отбивая поклоны. Молитвы у Антона обычно своесловные, складывались по обстоятельствам, но сейчас случай был особый, и, хотя он не знал, крещеная ли «болящая» — канон требовал, чтобы человек, за которого молятся, был воцерковлен, — но посчитал, что Бог для всех милостив, и молитву возносил почти каноническую:

– …О Господь мой, Создатель мой, прошу помощи Твоей, даруй исцеление рабе Божьей, имя коей мне, рабу Твоему, неведомо, омой кровь ея лучами Твоими… Прикоснись к ней силою чудотворною, благослови все пути ея ко спасению, выздоровлению, исцелению… Приидет помощь Твоя, и боль отступит, и силы вернутся, и раны заживут ея, телесные и душевные…

В момент наивысшей истовости торкнуло что-то в сердце, оглянулся Антон на ложе девушки и увидел, что она приподнялась на локте и широко распахнутыми глазами смотрит на его действия перед иконой.

Помогло! Очнулась!

– Да услышит молитву сию Господь. Слава и благодарность силе Господа! Аминь, — закончил он, не сводя взгляда с лица девушки, на котором одновременно отразились испуг, изумление и смятение, исказив ее милые черты.

Догадавшись, что она вот-вот снова потеряет сознание, Антон, как был на коленях, рванулся к ней, закричав почему-то:

– Стой! Стой!

Она удержалась от падения в беспамятство и даже, видимо, испытала облегчение, потому что с лица стерлись прежние чувства, пришло успокоение:

– Русский, яшкин пёс! Ты — русский?!

– Русский я, русский, — заторопился Антон. — А ты… вы — кто?

– Где я? Какой год? — неожиданно спросила она.

– На Аляске мы, на Юконе. А год… какой год? А-а, просто год! Тыща осьмисот семнадцатый от Рождества Христова.

– Ну, слава богу, не обеспамятела! А то лежу, яшкин пёс, ни хрена не могу вспомнить! Так шмякнулась! Надо же было ногу подвернуть!

– Да уж! Пала прям в каменную смолу. Вот, — он показал на кухлянку, — пришлось переодеть.

Она густо покраснела:

– Яшкин пёс! — оглядела себя. — Ты меня раздевал?!

Антон развел руками:

– Пришлось.

Она устало опустилась на шкуру.

– А где моя амуниция?

– Одёжу сожгли, ее не отстирашь. Остатне — вона лежит, все целехонькое. Нож, винтовка, башмаки…

Девушка посмотрела на большого кудрявого парня, стоящего перед ней на коленях, и грустно улыбнулась:

– Спасибо.

– А все ж таки — кто вы, откуль, как звать-величать?

Девушка осмотрела себя, пощупала штаны, «птичью» кухлянку и зябко поежилась:

– Откуль… Даже не знаю, яшкин пёс, что сказать… А-а-а, ладно, скажу, как есть. Беглая я, из компании английской… Прослышала, что русские промышляют на Юконе, и сбегла. Хозяева приказывали местных убивать… которые бунтовали… а я не хотела, вот и сбегла. Яшкин пёс!

Слезы наполнили вдруг огромные серые глаза девушки, протекли на плохо отмытые от каменного масла щеки. Она их смахнула ладонями и уставилась в одну точку. Видимо, вспоминала…

– А как вы у англичан очутились?

– Ну-у-у, это долгая история… Как-нибудь потом… ежели не выдашь меня обратно…

– Да с какой стати! Я сам — каторжанин бывший… Антоха Козырь…

Увидев, как изумленно расширились глаза девушки, Антон поперхнулся и вспомнил, как его величают в Управлении Компании:

– Тоись, таперича-то Антон Захарович Козырев. Начальник геологической искпедиции. Руды ищем, минералы разные…

– Каторжанин?! — всплеснула руками девушка. — Яшкин пёс!

– Ну да… был… Четыре года на руднике… В Нерчинске… А тута на поселении.

– Начальник?!

– Ну да… Мы, русские, у Баранова на особом счету.

– Яшкин пёс! Значит… ты в Русско-Американской компании служишь?

– Значит, — кивнул Антон. — Вот так повезло!

– Значит, и мне повезет… — Она помолчала, потом кивнула, будто с кем-то или чем-то согласилась, и подняла глаза на Антона. — Алиса я, фамилия — Жданко. Отец мой, эмигрант из Малороссии, в Штатах основал передвижной цирк, но прогорел, и меня у него забрали за долги. Я была акробаткой…

– Это котора колесом? — Антон для подтверждения крутанул рукой.

– Ну, не только, — улыбнулась Алиса. — Я много чего могу.

Девушка рассказала, что ее отдали в специальную школу, где китайцы обучали секретным боевым искусствам и владению холодным оружием, старый еврей — приготовлению ядов и противоядий, отдельные учителя — европейским и восточным языкам…

– И много ты языков знашь? — вдруг спросил слушавший ее, раскрыв рот, простодушный Антон. Его не удивили ни сама школа, ни яды с боевыми искусствами, а вот языки-и-и… Кое-что из алеутских он уже знал, мог с инуитами или там с колошами словечком перекинуться, а вот европейские — темна вода во облацех!

Алиса, шевеля губами, считала про себя, загибала пальцы, закончив, показала Антону — восемь!

– Ни хрена себе! — не сдержался Антон и густо покраснел от смущения. — Зачем столько-то?

– А ты еще не понял? — Антон отрицательно мотнул головой. — Ну и ладно, потом как-нибудь поймешь. — Алиса поискала глазами вокруг себя. — А где мои башмаки? Их-то не сожгли, яшкин пёс? Где моя обувка?

– А-а, обувка… — Антон выудил из-под шкур Алисины башмаки. — Чё их жечь? Им каменное масло лишь на пользу.

Алиса взяла башмаки, понюхала:

– Каменное масло, говоришь? Так это же петролеум, нефть!

– Нефыть… нефыть… — забормотал Антон, пытаясь одолеть незнаемое слово. — Это по-каковски?

– «Нефыть», — передразнила Алиса. — Нефть, яшкин пёс, — это по-турецки! Черная кровь Земли! — Опять засмеялась и опять — невесело: — А ведь мне тут куковать всю оставшуюся жизнь. — Она начала обуваться, не прекращая говорить. — Ты как, женат, Антон Козырев?

– Да нет, не сподобил Господь, — смутился парень и кивнул на башмаки. — А вы так ладно скумекали — портянки к голенищам пришить. Ногу сунул — и готово!

Алиса в голос расхохоталась:

– Это не портянки, господин начальник экспедиции. Знаешь такое слово — «носок»?

– Подумаешь, «носок»! — обиделся Козырев. — А вы… ты знашь, чё такое медный колчедан?

Алиса подумала, кивнула:

– Ну, наверно, сумка такая из меди… не-е, то, кажется, колчан… может, с медными стрелами?

– Где ты видала медные стрелы? «Сумка»! Руда это медная. Мы тутока недалече нашли богатейшие залежи. Завод будем ставить медеплавильный, — гордо сказал Антон и вдруг погрустнел: — Токмо народу вот не хватат, особливо — русских.

Алиса усмехнулась:

– Не женат, говоришь? Вот и ладно. Создадим союз для прибавления народа. Хочешь со мной создать союз?

Антон слегка обалдело воззрился на нее: какая скорая, однако! Едва-едва не окочурилась, а тут чуток очухалась и такие речи повела, что девице произносить стыдно, а ему, мужику, слушать не подобает. Так ведь и до греха недалече!

Подумать Козырев подумал одно, а язык сам ляпнул другое:

– Хочу.

Алиса посмотрела на его глуповато-растерянное лицо и снова расхохоталась:

– Яшкин пёс, держите меня, люди добрые, упаду не встану…

– Да чё ты все «пёс» да «пёс»? Чё за пёс, на кого