оказалось, что вы со своей стороны приложили все усилия, но на кладбище я не попала, потому что у вас нет доступа.

Болуарте вопросительно на меня глянул.

— Есть у меня доступ. Я недавно только там дона Мурильо хоронил.

— На кладбище Бельмонте? — удивилась некромантка. — Да вы шутник, дон Алехандро. Мало кто рискнет навлечь на себя гнев Всевышнего, отправив неугодного дона на вечные муки.

— Почему на вечные муки? — удивился я. — Там хорошее спокойное кладбище. Тело дона там никто не потревожит, а душа… Душа, подозреваю, отсюда ушла уже очень давно. Куда раньше, чем мы похоронили тело этого, без всякого сомнения, выдающегося чародея.

— Наконец-то ты понял, — не удержался Шарик, — что величие дона Леона для тебя недостижимо.

— Пойдемте, сеньорита Фуэнтес, — предложил я, не обратив внимание на подначку ками. — Обсудить это мы можем и по дороге.

Герцог, которого проблемы посмертия дона Леона не волновали, повелительно махнул нам рукой, чтобы наконец отправлялись и не мешали ему заниматься делами, и распечатал первое же письмо, причем я не был уверен, что адресовано оно было Болуарте, а не Оливаресу. Но разве настоящих донов когда-то останавливала такая мелочь? Ознакомиться с чужими государственными тайнами — это не просто прилично, это обязанность любого законопослушного герцога.

Так что я попросил некромантку не обращать внимания на чужую невоспитанность, пойти к кладбищу, а заодно объяснить, чем таким грозит захоронение дона Леона не в том месте.

— Шутите? — удивилась сеньорита, неспешно вышагивая рядом со мной. — Вы похоронили его на земле злейших врагов. Они вряд ли спустят такое издевательство над своим кладбищем.

— По-вашему, нужно было его закопать за оградой?

— Конечно, — уверенно ответила она. — Тогда ни у него не булет доступа к Бельмонте, ни у Бельмонте — к нему.

— Его же выкопает первая же сангреларская тварь.

— Тело столь сильного чародея? Не смешите, дон Алехандро. Мурильо нужно перезахоронить, и срочно.

— За ограду?

— Возможно, что-то осталось и от семейного кладбища Мурильо, — с сомнением сказала она.

— Как вы это вообще представляете?

— Я вам помогу. У вас незакрытый долг перед мертвым. Выглядит как метка.

— Это и есть ученическая метка.

— В данном случае — это символ долга, — отрезала она. — И если я вам не помогу, он останется с вами на всю жизнь, а возможно, и перейдет к вашим потомкам.

Шарик заволновался.

— Ничего подобного я не слышал. Дон Леон, конечно, не был выдающимся специалистом в некромантии, но основы знал. От него я тоже кое-чего нахватался.

— Возможно, именно это в нахватанное не попало? Или для дона Леона этот раздел был вовсе не важен, поскольку долговых меток на себя он вешать не собирался?

— Все равно мне кажется: темнит она. Вообще, странная девица. Знает много, сидит в захолустье.

— Собирает на столицу?

— В столице бы она уже на особняк заработала. Нет, там что-то у нее в истории должно быть такого, что в приличные страны путь закрыт.

О том что у сеньориты Фуэнтес проблемы с законом, мы догадывались и раньше, так что Шарик ничего нового не сказал. До кладбища мы дошли без всяких происшествий, хотя я чувствовал камию рядом. И Фуэнтес чувствовала, даже временами посматривала в сторону подружки Шарика, давая понять, что наблюдение для некромантки секретом не является. Но относилась она к этому спокойно.

Остановилась она только перед входом на кладбище, дождалась пока я открою перед ней калитку, поблагодарила величественным кивком и вплыла в место последнего упокоения усопших.

Не знаю, чего я ожидал после разговора с ней, но могила дона Леона выглядела в точности так же, как тогда, когда мы ее оставляли. Или донна говорила о страданиях души, которые проявляются не так?

— Шарик, с могилой все нормально? Ничего не чувствуешь?

— Да все с ней хорошо. Остальные-то уже давно ушли на перерождение, нечего им больше делить с доном Леоном.

Но на всякий случай к могиле ками пробежался и внимательно изучил не только ее, но и всю растительность рядом.

Тем временем сеньорита Фуэнтес встала рядом со склепом Бельмонте и расставила руки в стороны. Голову она запрокинула к небу, глаза закрыла, волосы внезапно начали шевелиться, как щупальца у спрута. Очень большого спрута. Зрелище было завораживающее, но скорее отталкивающее.

Создавалось впечатление, что она тянет энергию с кладбища. Всю доступную чародейскую энергию, накопленную за годы, пока нога некроманта не ступала на этот погост. Причем энергии было столько, что процесс поглощения был виден даже мне: очень тонкие темные нити стекались к Фуэнтес и находили приют внутри ее необъятного тела. Которое необъятным быть переставало, как будто один вид энергии для своего усвоения требовал использование другого вида. Сеньорита перестала выглядеть луноликой и теперь намного больше соответствовала моему представлению о настоящей некромантке. Разве что одежда подкачала — кожаного костюмчика под обвисшей хламидой явно не было. А что там было, я узнать не хотел бы: столь экстренное похудение тела может привести к таким складкам кожи, что потребуется хирургическое удаление лишнего, которое просто так не свалится подобно шелковым панталонам Фуэнтес, лежащим сейчас кучей вокруг ее ног. Шарик на это тоже обратил внимание.

— Хандро, похоже, нам нужно драпать, пока у нее ноги связаны! — панически завопил он, впрочем, даже не пытаясь добежать хотя бы до границы кладбища. Я тоже понимал, что это бессмысленно: накачанная под завязку некроэнергией Фуэнтес нас задержала бы даже в том случае, если бы панталонами у нее были связаны руки, а не ноги. Ноги что, ногами она чары не творит.

Наконец поток энергии прекратился или стал столь мизерным, что мне попросту перестал быть видным. Но сеньорита еще стояла какое-то время с расставленными в стороны руками, пока волосы не прекратили напоминать что-то живое, а обвисли, разом потускнев и растеряв силу.

— Я вижу вашу связь с тем телом, дон Алехандро, — сказала она совершенно не изменившимся голосом и указала на могилу с тележкой. Стеснения от того, что я понимаю, что она без нижнего белья, сеньорита не испытывала совершенно, но движений лишних тоже не делала. — Она мешает вам встроиться в этот мир. Вы здесь чужой, поэтому и мечетесь, не находя себя.

— Я плоть от плоти этого мира, — возразил я.

— Но дух у вас чужой. Он занял не принадлежащее ему тело.