Леон направил Сарацина в сторону от Лансера, к холмам. Сегодня он не мог встретиться с Элизой. Он хотел бы быть рядом с Мариеттой, но не имел на это права. Она станет женой Рафаэля де Мальбре, и Леон понимал, что сам толкнул ее в объятия друга.

Что касается Мариетты, то поступком Рафаэля она была потрясена едва ли меньше, чем укусом змеи. Леон спас ей жизнь. Она видела испуг на его лице, и если бы Рафаэль не явился раньше времени, пусть даже с самыми лучшими намерениями, то может быть… может быть…

Она устало смежила веки. Матильда заботливо уложила ее в постель и задернула тяжелые шторы. В комнате было темно и прохладно. Возле кровати уселся Рафаэль, лицо у него было встревоженное, он держал руки Мариетты в своих. У нее не хватало сил попросить его удалиться. Она не хотела видеть никого, кроме Леона.

Отец Рафаэля молча, одним легчайшим прикосновением к плечу сына дал понять, что тому следует уйти. Мариетта, услышав стук закрываемой двери, открыла глаза.

— Я хотел бы поговорить с вами, — сказал герцог, опираясь на свою трость с набалдашником из черного дерева. — Вы достаточно оправились для этого?

— Вполне достаточно. — Мариетта села и повалилась на подушки. — Я просто сильно переволновалась.

А еще она никак не могла забыть лицо Леона, искаженное страхом за нее, и то, как он склонился над ней, как его губы касались ее кожи и как он высасывал яд, не тревожась ни о чем, кроме ее спасения.

— Вот и хорошо. Можно ли впустить в комнату побольше света?

— Разумеется. — Герцог сам раздвинул шторы, и в комнату хлынул солнечный свет. — Я должен исполнить неприятную обязанность, мадемуазель Рикарди. — Он медленно повернулся и подошел к ее кровати, солнечные блики играли на бриллиантах, украшавших каблуки его башмаков. — Рафаэль сказал мне, что просил вашей руки. Он действовал необдуманно и слишком поспешно. Мой печальный долг заключается в том, чтобы сообщить вам, что эта свадьба не может иметь место.

— Я знаю. — Живые краски вернулись на щеки Мариетты, а на губах появился намек на улыбку.

Герцог помолчал, желая удостовериться, не ослышался ли он.

— Препятствие заключается в различном положении наших семейств, — продолжал он.

— Это не имеет значения, — поспешила возразить Мариетта. — Семейство Рикарди занимает достаточно высокое положение, чтобы его члены вступали в брак с кем угодно.

— Но не в данном случае, — строго заявил герцог.

— В данном случае, — сказала Мариетта, и в глазах у нее блеснуло былое озорство, — в данном случае именно Рикарди этого не желают.

Герцог слегка нахмурился, глядя на Мариетту сверху вниз. Семья де Мальбре была одной из самых знатных во Франции, а эта пигалица сумела распалить воображение его опытного в любовных делах, искушенного сына до такой степени, что он сделал ей предложение, и теперь, когда он, глава семьи, пришел к ней, дабы сообщить, что она, какая-то там Рикарди, никогда не станет герцогиней де Мальбре, она просто пожала плечами, усмехнулась и заявила, что это она не желает становиться герцогиней де Мальбре. Он ожидал истерики, угроз, протестов — словом, чего угодно, только не безразличия.

— Вы уверены, мадемуазель, что правильно поняли мои слова.

— Вы заявили, что я не могу выйти замуж за Рафаэля. Мне кажется, господин герцог, что это вы проявили непонимание в нашем разговоре. Когда ваш сын сделал мне предложение, я ответила ему отказом. Но кажется, он, как и вы сами, не поверил моим словам.

— Но почему, дорогое дитя? — Анри де Мальбре отер лоб надушенным носовым платком. Их разговор и в самом деле принял весьма неожиданный оборот.

— Потому что я его не люблю, — ответила Мариетта напрямик.

Анри, как бы ища поддержки, всей тяжестью оперся на свою трость. Матерь Божья, эта девчонка отказывается от брака с одним из де Мальбре, потому что не любит его! Это невероятно!

— Таким образом, господин герцог, у вас нет причины для беспокойства.

— Именно так. Совершенно верно.

Анри испытывал не только огромное облегчение, но и некоторое волнение. Как это, молодая особа сомнительного происхождения отказывается выйти замуж за его сына! Разве это не оскорбительно для всей фамилии де Мальбре?

— Не будете ли вы любезны передать Жанетте, что я спущусь в столовую к обеду? — спросила Мариетта с еле заметной улыбкой на губах — она прямо-таки читала мысли, которые теснились в голове у ее высокородного визитера. — Я чувствую себя вполне хорошо.

Герцог ответил, что передаст. Спускаясь по широким ступеням лестницы, он думал, что в конечном счете исполнил свою миссию, и теперь дело только за тем, как бы поскорее пропустить добрый стаканчик бренди.

К тому времени когда Мариетта спустилась к обеду, одетая в бархатное платье янтарно-желтого цвета, которое подчеркивало ее красоту, все уже сидели за столом. Леон даже не взглянул в ее сторону. Рафаэль, увидев ее, заметно обрадовался. Он все еще был уверен, что вопреки противодействию отца сделает Мариетту своей женой.

— Должен признаться, я рад, что избавился от шума и вечной суеты королевского двора, — заговорил герцог, наслаждаясь изысканным вкусом свежих устриц. — Так славно вернуться к жизни в уединении.

Жанетта бросила взгляд на роскошно отделанный камзол старого друга и рассмеялась со словами:

— Еще один месяц, и вы будете умирать от скуки, Анри.

— Уверяю вас, нет. Я даже не подозревал, что дни могут проходить так быстро.

Жанетта помолчала, потом, глядя на сына, произнесла:

— Это Элиза сделала их такими для вас. Вы проводите с ней даже больше времени, чем Леон.

Щеки герцога покраснели, но Леон этого даже не заметил, он продолжал угрюмо взирать на свой бокал с вином.

— Мадам Сент-Бев нравится слушать рассказы о Версале, а мне приятно поговорить с ней об этом. Ее занимает главным образом новая мода.

— Меня тоже, — вмешалась в разговор Селеста. — Я слышала, что даже Лавальер носит мушки на лице. Это правда? И носит ли она их с удовольствием или только ради моды?

Все вышли из-за обеденного стола и направлялись в большую гостиную.

— Лавальер ничего подобного не носит, — сказал герцог, любезно улыбнувшись Селесте. — Она красива и без них.

— Это правда? — обратилась Селеста к Мариетте, которая сидела в некотором отдалении от всех, занятая своим вязанием.

— Истинная правда. Она пренебрегает такого рода модой, не желая подражать мадам де Монтеспан.

Взгляд герцога обострился. Он уже давно пришел к заключению, что в малышке Рикарди есть нечто особенное, не сразу постижимое. Тон, каким она говорила о любовнице короля и о вполне вероятной будущей его любовнице, только усилил это ощущение. Она говорила так, будто знала их лично. Однако чего ради стала бы гордая Атенаис общаться с Мариеттой? Разве что покупала у нее кружева…