Леону тоже не спалось. Рафаэль сказал, что Мариетта любит его, Леона, однако возможно ли, чтобы она продолжала питать к нему какие-то чувства после того, как он повел себя с ней?

Он застонал и запустил пальцы в волосы. Время покажет, только так, и не иначе. Он поговорит с ней утром… однако до этого еще несколько часов.

Леон натянул на себя полотняную рубашку, надел кожаную куртку и спустился по лестнице, негромко посвистывая своим собакам, после чего, прихватив мушкет, покинул замок, прошагав через подъемный мост в темноту.

Было уже раннее утро, когда он вернулся. Бросил двух цапель и шесть кроликов на деревянный кухонный стол, но Мариетта, которая как раз в это время достала из духовки первый противень с пшеничными булочками, ничем не показала, что замечает его присутствие. Она держалась прямо, высоко подняв голову. Лицо чуть бледнее обычного, но никаких следов от слез, которые она проливала всю ночь.

— Благодарю вас, господин граф, — сказала Сесиль, убирая со стола добычу.

Леон, казалось, даже не слышал ее. Он с напряженным вниманием наблюдал за тем, как Мариетта разделывает тесто для следующей порции булочек.

Сесиль вдруг почувствовала себя неловко. С чего это граф так уставился на Мариетту? Она ни разу не видела, чтобы он на кого-то смотрел с таким выражением. Почти умоляющим.

Сесиль встряхнулась и поспешила уйти, прихватив с собой убитых птиц. Лев Лангедока не должен унижать себя, умоляя о внимании какую бы то ни было женщину. Даже самую знатную в стране. Ей это просто почудилось. И тем не менее обстановка в кухне какая-то странная, и надо быть слепой, чтобы не заметить глубоких царапин на лице графа. Ведь ему так или иначе придется объяснить появление этих царапин очаровательной мадам Сент-Бев.

Проходя через двор, Сесиль не могла удержаться, чтобы не оглянуться через плечо с неукротимым любопытством. Мариетта что-то чересчур долго разделывает тесто, к тому же Сесили показалось, что ни она, ни Леон не двинулись с места.

Наконец булочки были отставлены в сторону, и Мариетта с подчеркнутым достоинством прошествовала мимо Леона к кладовке.

— Мариетта, я пришел поговорить с тобой.

— Я занята, господин граф, — сухо ответила она.

— Я пришел извиниться, Мариетта.

Она налила во фляжку уксус, добавила розмарина и лаванды.

— Ваши извинения приняты, господин граф.

— Ради Бога, брось ты эти твои «господин граф»! — рявкнул Леон со злостью.

Она посмотрела на него, высоко подняв голову.

— Но ведь вы и есть господин граф, а я, как вы сказали прошлой ночью, всего-навсего шлюха.

Она заткнула фляжку пробкой и прошагала мимо него во двор, где уже стояла наготове ее лошадь.

Леон с трудом подавил порыв схватить ее за плечи и как следует встряхнуть. В конце концов, он заслужил ее гнев. Вряд ли она захотела бы оказаться в его объятиях после того, как он вел себя по отношению к ней накануне вечером.

— Мариетта! — Леон бросился за ней.

Но Мариетта была уже в седле, а голос матери, раздавшийся за спиной, удержал Леона от попытки силой стащить Мариетту с седла на землю.

Он нетерпеливо обратился к Жанетте:

— Да? Что случилось?

— Селеста в сопровождении дворецкого Элизы отправилась приветствовать одного из свадебных гостей, прибывшего в Монпелье.

— Господи помилуй! Если это неразумное дитя откроет рот в Монпелье, мы через несколько часов увидим охотников за ведьмами у себя в Шатонне! Попроси Анри передать мои извинения Элизе. Пусть скажет ей, что я не могу повидаться с ней сегодня, что у меня неотложные дела в Монпелье.

Жанетта подняла на сына глаза и только теперь заметила царапины на щеке.

— Что с твоим лицом?

— Я охотился, — коротко ответил Леон, показывая на лежащих на столе кроликов.

— Но это еще не причина…

— Если я хочу попасть в Монпелье до того, как Селеста натворит бед, мне надо поспешить.

Он схватил свои перчатки, натягивая их на ходу, и быстро зашагал через двор к конюшне, даже не подумав сменить свою кожаную куртку на более соответствующий случаю наряд.

— Что за беда? — спросил Анри у Жанетты, когда Леон верхом на Сарацине пронесся галопом по двору мимо них к подъемному мосту.

— Себялюбивые мысли, — коротко ответила Жанетта, понимая, что не может рассказать ему о своей тревоге о безопасности Мариетты и о счастье сына. — Леон просил, чтобы вы передали от него несколько слов Элизе. Он должен был поехать в Монпелье и не сможет сегодня повидаться с ней.

Герцог просиял, не в силах скрыть удовольствие от возможности побывать в обществе мадам Сент-Бев без такой помехи, как ее будущий муж. Жанетта подумала было спросить у герцога о его чувствах по отношению к будущей невестке, но решила этого не делать. Жизнь и без этого становилась достаточно сложной.

— Быть может, Мариетта согласится сопровождать меня? — спросил Анри, надеясь на отрицательный ответ.

— Мариетта уже уехала к Бриссакам.

— Но я полагал, что дочь Бриссаков выздоровела?

Герцог слегка приподнял брови. Жанетта беспомощно развела руками.

— Я тоже так считала, — сказала она. — Но ведь у каждого из нас свои причуды. Леон, например, провел всю ночь на охоте, а Селеста отправилась в Монпелье с дворецким Элизы.

— За каким дьяволом?

— Поприветствовать свадебного гостя и сопроводить его в Лансер.

— Или поглазеть на охотников за ведьмами, — со смехом произнес Анри.

Жанетта принужденно улыбнулась.

— Надеюсь, что даже Селеста умнее этого, — сказала она, от души желая, чтобы слова ее прозвучали более убедительно.

— Господин герцог! — с придыханием произнесла Элиза, когда Анри вошел в комнату, держа в руке душистый цветок дягиля, который иногда именуют ангеликой.

— Увы, я принес плохие новости, а не хорошие, — добродушно произнес Анри. — У Леона дела в Монпелье, и потому он не сможет посетить Лансер сегодня.

Элиза издала слабый возглас неудовольствия, после чего заговорила с детской радостью:

— Ангелика! Я так люблю этот душистый цветок! Как вы добры!

— Если бы мы были в Париже, я прислал бы вам сапфиры под цвет ваших глаз, — галантно сказал герцог. — Но в этих краях я похож на самого бедного крестьянина и могу преподнести вам только ангелику.

У Элизы порозовели щеки.

— Мне кажется, что мадам де Монтеспан носит сапфиры, — произнесла она застенчиво.

Герцог припомнил завуалированные намеки Мариетты на ее знакомство с мадам де Монтеспан и мысленно отругал себя за то, что до сих пор не успел повидаться с ней и расспросить обо всем. Он сделает это сегодня же вечером, а сейчас ему нужна только Элиза.