— Вы занимались вязанием кружев в Париже, Мариетта?

Мариетта, не отвлекаясь от своей сложной работы и продолжая неустанно перебирать пальцами спицы, ответила:

— Разумеется. Ведь я кружевница. Куда бы я ни попала, всегда плету кружева.

— Именно поэтому вы и познакомились с Монтеспан?

Глаза у Селесты изумленно округлились.

— Неужели вы и вправду вязали кружева для мадам Монтеспан? Верно ли, что она новая фаворитка короля и что это разбило сердце Лавальер? И правда ли, что она претендует на дружбу с королевой?

— Мадам де Монтеспан претендует на многое.

— Не стоит говорить о ней в подобном тоне, — заметил герцог, поигрывая своей табакеркой. — Для Элизы было бы опасно отправляться в Версаль с предвзятыми суждениями о мадам де Монтеспан.

— Было бы опасно для нее отправляться туда с иными суждениями, — уверенно произнесла Мариетта. — Худшее, что может случиться с Элизой, — это если Атенаис Монтеспан пожелает сделать ее своим другом.

Голос герцога сделался жестким. Он не питал нежности к Атенаис, считая ее слишком холодной и расчетливой, и он был благодарен Мариетте за то, что она отказалась выйти замуж за его сына, однако его честь была задета тем, что она говорит с ним таким уверенным тоном.

— То, что вы продаете кружева знатным людям, еще не дает вам права высказывать вопиющие суждения об их душевных качествах, Мариетта.

Она подняла на него глаза и сказала совершенно спокойно:

— Мадам де Монтеспан приходила к Рикарди за куда более важными вещами, чем кружева.

Молчание затянулось, и глаза их встретились. Герцог де Мальбре не имел возможности догадаться о том, что стоит за словами Мариетты, но был достаточно умен, чтобы не задавать ненужных вопросов. Было в поведении Мариетты что-то, от чего холодок пробежал у него по спине. Сегодня вечером им не мешало бы толком поговорить — подальше от жадных ушей Селесты.

Мариетта не была любительницей праздных сплетен и не стремилась привлечь к себе внимание пустословием. Она что-то знала о мадам де Монтеспан, однако шестое чувство герцога подсказывало ему, что Мариетта предпочитает держать это при себе. А что, если это и в самом деле имеет отношение к Элизе? Герцог вдруг ощутил твердую уверенность в том, что предпочел бы перевернуть небо и землю, но не допустить, чтобы этот светлый ангел был испачкан в грязи после того, как пообщается со своекорыстной Атенаис.

Но ведь оберегать Элизу — долг ее супруга, а не его долг. Он, герцог, может лишь давать советы, не более того. Житейский опыт избавил его от первоначального благорасположения ко всему сущему, от чувства благоденствия. Он жил в раю для глупцов. Если у него есть хоть капля ума, он должен вернуться ко двору немедленно, а не оставаться в Шатонне под предлогом ожидания свадьбы, которая теперь стала ему ненавистна.

Размышляя о том, что мужчины с возрастом глупеют — и чем дальше, тем больше, он налил себе еще вина.

Селеста, заметив, что интригующий сюжет о мадам де Монтеспан исчерпан, порылась у себя в голове в поисках другого. И отыскала, причем такой сюжет, который, по ее мнению, мог привлечь внимание Леона.

— Кто-нибудь слышал о том, что в Монпелье объявились охотники за ведьмами?

У себя за спиной она услышала громкий вздох и улыбнулась, весьма удовлетворенная. Не часто кому бы то ни было выпадал случай удивить Мариетту.

У Леона потемнели глаза.

— Кто сообщил тебе такой вздор?

— Арман, и это вовсе не вздор. Об этом все говорят. Они ищут очень могущественную и очень красивую ведьму. Арман говорит, что она любовница самого Люцифера и он будто бы послал ее в Лангедок, чтобы она уничтожила всех нас.

— Откуда же он ее прислал? — спросил герцог как бы даже нехотя.

— Из Парижа.

— Выходит, что наша колдунья француженка?

Герцог снова улыбнулся.

— Нет, разумеется, нет! — с негодованием запротестовала Селеста. — Она чужестранка, но у нее в запасе множество заговоров, всякие колдовские зелья, и она может наложить на вас заклятие. Поэтому парижские охотники за ведьмами и прибыли сюда, чтобы изловить ее.

Жанетта, понимая, каким болезненным может оказаться для Мариетты этот внешне безобидный разговор, решительно предложила:

— Давайте не будем больше о ведьмах и прочей чепухе. Селеста, вы собираетесь завтра навестить Элизу?

— Да, собираюсь. Но ведьмы вовсе не чепуха, — продолжала она. — Эта колдунья происходит из старинного рода ведьм. Инквизитор сжег ее бабку, а теперь день и ночь разыскивает и внучку, пока та не обманула весь юг и не наложила на всех нас заклятие.

— Вздор, — отрезала Жанетта, вставая с кресла. Лицо у нее было бледное. — Пожалуйста, помоги мне подняться по лестнице в спальню, Селеста, и перестань болтать о ведьмах, демонах и гоблинах.

Проходя мимо стула, на котором сидела Мариетта, она слегка потрепала ее по плечу в знак утешения и симпатии.

Мариетта была признательна ей за это. То, что было поначалу всего лишь подозрением, превратилось в пугающую уверенность. Охотники за ведьмами в Монпелье были охотниками за ведьмами из Эвре. И это она была колдуньей, о которой они говорили. Она была их желанной добычей.

Мариетте стало дурно, голова у нее кружилась, и ей понадобилось собрать все силы, чтобы не расплакаться от страха. Все эти толки о заклятии, якобы угрожающем мирным обитателям Лангедока, суть не что иное, как попытка заручиться помощью городских и деревенских обитателей Лангедока. О любом приезжем человеке, будь то мужчина или женщина, немедля донесут охотникам за ведьмами, особенно о женщине молодой, привлекательной и к тому же умеющей готовить лекарства…

Стараясь не смотреть на Леона, она дрожащими руками сложила работу и, пожелав доброй ночи ему и герцогу, вышла из комнаты.

Губы ее, накануне пострадавшие от неистовых поцелуев Леона, снова начали кровоточить, после того как она в страхе закусила их до боли. В уединении своей спальни Мариетта прижала к ним платок и увидела на нем кровь.

Именно ее крови хотели облаченный во все черное инквизитор и его разодетый в пух и прах приятель. Ее крови.

Дрожащими руками Мариетта разделась и натянула на себя чистую ночную рубашку.

До сих пор ее никогда не пугала темнота, а теперь ей было очень страшно.

Мариетта зажгла свечу, однако ее слабый огонек не создавал ощущения уюта и спокойствия; движущиеся по стенам тени только усиливали чувство страха. Она услышала, как Леон, Рафаэль и герцог пожелали друг другу спокойной ночи, услышала их размеренные шаги, когда они расходились по своим комнатам, а потом наступила полная тишина.

Мариетта старалась уснуть, но не могла. Сколько времени пройдет до того, как местные жители объявят ее ведьмой? Может, стоит немедленно убраться из этих мест или уже слишком поздно? От вопросов, не имеющих ответа, у Мариетты начала болеть голова.