– Э-э! Оставим даму в покое! – Бенкендорф просто не мог не вступиться за пострадавшую. Он взял нападавшего за шиворот и мигом отцепил от девушки. – Друг мой, деньги – не все. Она не хочет.

– Что здесь происходит? – негритянка, как оказалось, вполне владела языком новой родины. – Рафика, почему клиент недоволен?

Подвергшаяся нападению египтянка вскочила на ноги. Ее сжигал гнев, черные вьющиеся волосы каскадом падали на лицо, кулаки сжимались.

– Рафика никого не отгонять! Рафика хороший. Но этот… требовать как с мальчик. Рафика все уметь. Но не хотеть!

Негритянка, недолго думая, залепила ей пощечину.

– Я скажу мадам Сандомир. Тебя не затем купили в Египте, чтобы ты выбирала. Тебя должны выбирать!

– Рафику выбирать! Много выбирать! – египтянка топнула ногой. – Но Рафика не мальчик!

– Я ухожу! – вскрикнул клиент. – Вы ничего не получите, и ноги моей больше здесь не будет. Я вас ославлю на весь город!

Бедная египтянка получила вторую затрещину.

– Мы потеряли деньги! Твои капризы мадам Сандамир уже поперек горла! Вчера ты болела. Сегодня тебя избили, испортили прическу. Вряд ли кто-то на тебя клюнет! Ты знаешь, как поступают с девочками, которые два вечера подряд не приносят прибыли…

– Я заплачу.

Всю жизнь ему вредило неуместное рыцарство. Только глупец поступил бы так же.

– Вам нравится это чучело? – удивилась негритянка. – Вы ее берете?

– Как мальчик, Рафика не будет!

– Да уймись ты!

– Достаточно по-простому, – Бенкендорф взял девушку за подбородок. По ее щекам катились слезы, но взгляд оставался дерзким.

– Вот! – вскрикнула она. – Есть мужчины! Скажите всем, еще есть мужчины, которые хотят с женщинами по-женски!

У нее был победный вид, она двинулась по ковровым волнам, как флагман, везущий на прицепе пассажирскую шлюпку.

В этот вечер Рафика показала все, на что была способна, далеко превысив цену, которую пришлось за нее заплатить. В качестве объяснения она бросила:

– Этот… ходит к Али, нашему мальчику-мавру. Но Али болеть. Горло. Страна холодный.

Бенкендорф хмыкнул. «Знала бы ты, детка, что такое холод!»

– Он схватить меня, а я таких не люблю! Не угодишь. Как ни старайся. Просто ты не мальчик, вот и все.

Она была восхитительна. Смуглая, сильная, с трепетными ноздрями кобылицы и сердцем льва. Рафика открыла Шурке знойное естество пустыни, и он как шах отдыхал под балдахинами ее шатра в жаркий день и звездную полночь.

С тех пор полковник выбирал в заведении мадам Сандомир очень разных женщин. Но свои приключения неизменно заканчивал у Рафики. Они подружились. Египтянка ревниво охраняла тайну: она умела получать удовольствие от клиентов – если те, конечно, были не слишком стары и отталкивающи. С русским у нее выходило славно. Она ценила его усилия: ведь не всякий будет стараться! И в благодарность научила множеству забавных штук.

Однажды Бенкендорф пожаловался ей на мадам Савари. Надо было его допечь, чтобы он даже в объятиях проститутки не мог успокоиться!

– И вот эта стерва заявляет, что я болен всеми немыслимыми болезнями и не могу больше пары раз за ночь, и…

– Она тебя ревнует?

– Конечно! Хотя сама же и выгнала! Где логика?

– У женщин другая логика, дорогой. – Его стараниями Рафика заговорила по-французски куда лучше, чем при первой встрече. – Она все еще тебя любит.

– Но мне-то одна беда. Чтоб у нее язык отсох!

– Хочешь? – удивилась Рафика. – У тебя есть что-нибудь от нее? Кольцо? Шейный платок?

Шурка снял с мизинца тонкий золотой ободок.

– Я верну, – заверила египтянка. – Будет знать. Говорят, она креолка? У них есть такие куколки… Но еще никто не превзошел магии Черной Земли.

В тот момент Бенкендорф не обратил на ее слова особого внимания. Но, когда на следующий день брошенная любовница онемела – ее язык повис, как флаг без ветра, – и не могла сказать ни слова, полковник понесся в заведение Сандомирши.

– Что ты сделала? – закричал он на Рафику, как только они остались одни. – Где кольцо?

Кольцо благополучно плавало на дне широкой свечи, в растопленном воске, и внутрь него было воткнуто несколько булавок.

– Вынь это! Так нельзя.

– Хочешь? – снова удивилась Рафика.

Ритуал был прерван, и язык мадам Савари, что называется, отсох обратно. Встречаясь с полковником в Фонтенбло или Сен-Клу, она смотрела на него полными негодования глазами, но уже не смела судачить.

– Очень вовремя успели, – констатировала египтянка. – Мало ли куда она вздумала бы уколоть куклу. За океаном люди злые. Ходил бы всю жизнь скопцом.

Происшествие на время отвратило Шурку от шалостей. Он приналег на дипломатические дела, но напрасно. Его миссия состояла в другом, а встретиться с мадемуазель Жорж пока не удавалось.

Весна 1808 г. Париж.

Джузепина оказалась потрясающей. Обнимая ее, Бенкендорф забывал, сколько графине лет. Она напоминала гвоздику на тонкой ножке, особенно ароматную во влажном, напитанном грозой воздухе.

Новая мода покорила графиню. Юбки, узкие, как ножны. Сапожки со шпорами. Перевязи, жакеты с аксельбантами и рядами блестящих пуговиц… Если женщина надевает ботфорты, она хочет вас соблазнить длиной своих ног. И крутизной ягодиц. И высотой груди под белой рубашкой, тем более что эта рубашка ваша и пахнет вашим собственным одеколоном.

Графиня скучала по маршалу Бертье, который все еще топтался в Вене, склоняя австрийского императора к долгому покорному миру. Ни ее привычка менять любовников, ни пресыщение, ни жажда новизны не перечеркивали главного – она была трогательно привязана к своему толстоногому Ромео. На время утолить ее тоску мог только веселый бесшабашный партнер.

Шурка был ошеломлен преображением графини в юного зуава, восхищен натиском и воинственной красотой, но особенно – ремнями из телячьей кожи, поддерживавшими ее грудь. В этот день он признал, что в байротском пансионе его тощий зад рассчитался не за все грехи.

Они кувыркались с утра до пяти, а затем Джузепина решила собираться в театр. А ее любовник, наконец отвоевав свою рубашку, прилег на диван с томиком де Сталь. Три часа на туалет – минимум того, что может позволить себе светская дама. Она появилась в дверях сначала в корсете и чулках с подвязками, чем вызвала новую волну эмоций. А затем продемонстрировала ярко-синее бальное платье с глубоким вырезом. Невозможно быть роскошнее раздетой!