вас с Люсьеной, всё нормально? Ты позвонил просто так, или по делу?

— Просто так, — соврал я.

— Люсьене привет! Не забывайте правильно питаться, и цветы, Глеб, поливайте цветы.

— Диана на съёмках, — сказал я, сунув телефон в карман.

— А в её спальне зажёгся свет, — Люська закусила губу. — Сволочи! Они сейчас там всё с ног на голову перевернут.

Моё терпение лопнуло, я набрал «ноль два», сообщив о проникновении в квартиру неизвестных.

— Сейчас подъедут, нам в подъезд лучше не заходить, подождём во дворе.

Свет в спальне Дианы выключили, через пару минут погас свет и на кухне.

— Неужели уходят?

— Замечательно, — я посмотрел на экран телефона. — Прошло пятнадцать минут, полиции нет, эти гады сейчас свалят, и мы останемся в дураках.

— В гостиной ещё свет горит.

— Едут, — Алиса взяла меня за руку, кивнув в сторону первого подъезда.

Введя прибывших полицейских в курс дела, мы остались стоять на улице, трое мужчин в форме скрылись в подъезде.

— Хотя бы одним глазком на их лица взглянуть, — говорила Люська, таращась наверх. — Может, поднимемся?

— Стой здесь, — отрезал я.

Прошло пять минут, десять… Ничего не происходило.

Лейтенант вышел из подъезда, махнув нам рукой.

— Пойдёмте, — крикнул он.

— А где грабители?

— Да нет вроде никаких грабителей.

— А в квартиру вам удалось зайти? — недоумевала Люська. — Вы дверь взламывали?

— Нет, нам её открыли.

— Кто?

— Дочь хозяйки, — ответил лейтенант, когда створки лифта разъехались на этаже Дианы.

— Кто?! — в один голос переспросили мы с Люськой.

В прихожей мы услышали до боли знакомый голос.

— Глеб, Мила, это вы вызвали полицию?! Господи, вы что, приняли меня за грабителя?! Разве Диана вас не предупредила, что я должна приехать сегодня вечером?

— Мама, ты!?..

Глава десятая

Запоздалое признание

Прошло двадцать минут. Полиция уехала, я, Люська и мать сидели на кухне. Пили чай.

— Мам, откуда у тебя ключи от квартиры?

— Я с Дианой встречалась.

— На Валдай ездила? — недоверчиво спросила Люська.

— Нам надо было поговорить, я попросила разрешения некоторое время пожить у неё.

— Ясно, Диана в своём репертуаре, отдала ключи, а нам сообщить об этом не потрудилась.

— Забыла, наверное.

— Ну да, — зашуршала шоколадной обёрткой Люська, — провалы в памяти — наша семейная особенность. Тебя тоже ведь иногда память подводит. Сначала всё помнишь, а потом — бац! — и амнезия.

— Люсь, не надо.

— Отстань! — отмахнулась от меня Люська. — Между прочим, у Глеба день рождения был, ни ты, ни отец не позвонили, не поздравили.

Лицо матери сделалось бледным, она сидела, уставившись в одну точку, потом резко покраснела, расплакалась, убежала в комнату Дианы.

— Мам, постой, — крикнул я. — Обязательно было сейчас вспоминать о дне рождении?

— Теперь ты её защищаешь? Она хорошая, а все вокруг плохие.

— Я не защищаю, но и нападать не надо. Ты видела её лицо, она чем-то расстроена.

— Бедная, несчастная, расстроилась где-то и сразу к маме под крылышко примчалась. А то, что у неё двое детей-подростков, которых она бросила и не вспоминает об их существовании — это пустяки. Подумаешь, дети.

— Люсь, не вредничай.

— Я не знаю, что там навоображал себе ты, но я с ней общаться не собираюсь.

— Нам придётся жить в одной квартире.

— Но, слава Богу, в разных комнатах.

— Люсь…

— Да что Люсь! Где она была, когда я рыдала ночами в подушку, когда мне требовалась её помощь, совет? А теперь смотри, сидит здесь, как погорелец с обиженным личиком. Я не буду её жалеть, потому что мне её не жалко. И слёзы эти крокодиловы меня не проймут, знаешь, на самом деле расплакаться в нужный момент — легче всего. Сказать в своё оправдание нечего, аргументов нет, что делать? Правильно, пустить слезу и убежать. Так она и поступила!

— Имей хотя бы уважение, и следи за языком.

— Уважение ещё заслужить надо, но если тебе будет от этого легче, я могу вообще молчать.

— Отлично.

— Ты прав, Глеб, всё у нас отлично, к нам же мама приехала! Какое счастье! С кем бы им поделиться? — Люська вышла из кухни, хлопнув дверью в спальню.

С матерью я, конечно же, поговорил. Не сразу, мне требовалось прийти в себя, кое-что осмыслить, обдумать. Когда я зашёл в спальню Дианы, мама сидела на кровати, она не плакала, но глаза были воспалены. Она мне улыбнулась, попросила присесть рядом и после недолгой паузы прошептала:

— Я слышала ваш разговор, Глеб. Мила права, она во всём права, я плохая мать. — И она снова разрыдалась, уткнувшись мне в плечо.

Я растерялся, не знал как себя вести. А мать, после долгих всхлипываний, вдруг начала рассказывать о своих злоключениях. Её исповедь заняла около получаса, из невнятной, прерываемой рыданиями речи, я понял, что человек, с которым она убежала, попал в переплёт. Они были вынуждены расстаться несколько месяцев назад, и всё это время мать скиталась по друзьям-знакомым, боясь появиться на пороге квартиры Дианы.

— Не знаю, о чём я думала, Глеб, это было наваждение. Я ушла в никуда, была готова отправиться за ним на край света, а теперь осталась у разбитого корыта. Четыре месяца жила у тётки в Питере, потом у школьной подруги, у институтской знакомой, снова к тётке подалась.

— Почему не приехала к Диане?

— Не хотела, чтобы она знала о моих проблемах, да и стыдно было.

— А теперь?

— Теперь дошла до точки, надоело скитаться по чужим квартирам.

— Значит, останешься здесь?

— Если Диана не выгонит, останусь.

— Она не выгонит, Диана у нас гостеприимная.

— Ну а вы-то как?

— Нормально всё, мам.

— Мила сильно переживала?

— Ты же слышала.

— Да… Она теперь