Люсь, я поеду, мне уже Марина звонила.

— Хорошо, — скривилась Люська. — Привет болонке не передаю.

Через два дня я поднял трубку и начал многочасовую пытку телефона. Позвонить в УБЭП оказалось делом непростым, и это ещё мягко сказано. Из трубки постоянно доносились быстрые гудки, меня это раздражало, я упорно продолжал нажимать клавиши, понимая, что в любой момент могу взорваться.

Чудо произошло без четверти пять. После очередного набора опостылевших цифр, на том конце раздался вежливый женский голос. Наивный, я полагал, меня соединят с нужным человеком, которому можно будет поведать о нашем расследование. Увы и ах! Женский голос так же вежливо — и эта вежливость уже начала бесить — предложил изложить проблему в письменной форме. Мол, напишите заявление и тогда — когда конкретно никто, естественно, не уточнял — вашим делом займутся специалисты.

Мне пришлось отсоединиться. Ладно, не хотят, не надо. Мы с Димоном отправились в районное УВД. Там тоже нас не ждали, сказали, что принять именно сейчас не могут, пришлось идти на крайние меры.

Не выдержав, Димон сказал, что мы располагаем бомбой.

— Не в прямом смысле, разумеется, но если нас никто не выслушает, бомба может сдетонировать.

Через десять минут мы сидели за столом перед круглолицым майором. Мы выложили всю правду, касательно психолога, агентства, в котором заправляет Тамара Михайловна, рассказали об их точках — цехах по изготовлению поддельных документов — сообщив напоследок, что дней через семь Павел должен будет получить на руки пакет фальшивок.

Скажу откровенно, столь бурной реакции я не ожидал. Вместо похвалы и слов благодарности нас с Димоном обвинили, чуть ли не во всех смертных грехах. Фразы: «Почему сразу не заявили куда надо?», «Вы отдаете себе отчёт…», «А вы подумали, что могло с вами случиться…» и всё в таком духе, мы выслушивали довольно долго. Потом в кабинете появилось ещё двое сотрудников, нам пришлось повторно рассказать о знакомстве и последующей слежке за И.И.

Завод, на территории которого насильно держали Алису, и новую точку, куда впоследствии переехали китайцы, и куда было перевезено оборудование, мы с Димоном показали тем же вечером. Утром, уже с сотрудниками УБЭП ездили в агентство Тамары Михайловны. В само здание они не входили, но оставили следить за входом человека.

Через несколько часов УБЭПовцы беседовали с Павлом. Всё вдруг зашевелилось, забурлило, и как говорил великий комбинатор, лёд тронулся.

Мы были этому рады, давно ждали момента, когда по всем правилам должно было наступить начало конца, и в деятельности изготовителей фальшивых документов будет поставлена жирная точка.

Правда, нас самих немного обломали, посоветовав — достаточно настойчиво — никуда не соваться, ничего не предпринимать и по возможности, не выходить из дома.

Несмотря на это, я чувствовал себя вполне комфортно, мы ведь проделали хорошую работу, потрудились на благо обществу, разоблачили И.И. и компанию. По-моему, мы оперативно сработали.

— Глеб, меня беспокоит мать, — сказала вечером Люська, пройдя в мою спальню.

— Что с ней?

— Понятия не имею, последние дни ходит, как призрак. Рассеянная, думает о чём-то своём.

— Переживает.

— Может, она того, — Люська покрутила пальцем у виска.

Я промолчал. А через три дня в цеху по изготовлению документов был задержан Иван Игоревич. Охранники и китайцы тоже были доставлены в отделение, где всем было предложено сделать чистосердечное признание.

На следующий день в агентстве Тамары Михайловны, в момент передачи Галиной пакета с документами Павлу, в здание ворвались люди в масках и автоматами. Минут через пять на улицу вывели трёх женщин: Тамару, Оксану и Галину.

Утром меня ожидал в прямом смысле удар ниже пояса. Я просто не готов был услышать от Павла его запоздалые признания. Встретились мы в парке, немного прошлись по дорожкам, потом он предложил сесть на скамейку.

— Что-то не так? — спросил я, когда пауза слишком затянулась.

Павел достал из кармана футляр с Константиновским рублем, протянул его мне. Моё лицо мгновенно покрылось потом.

— Это… Откуда… Как так получилось? — я всё ещё не верил в реальность происходящего.

— Глеб, извини, что сразу не вернул футляр. Забыл! Из головы вылетело. Я его в салоне хаммера нашел. Выпал, наверное, когда я тебя по делам возил. Хаммер с того дня в гараже простоял, а неделю назад к Марине подруги приехали, я их вечером по домам развозил. Маринка сказала, чтобы обязательно на хаммере, хм… прихоть очередная. Короче, решил салон пропылесосить, дверцу открыл, а на полу футляр. Сразу догадался — твой. Ты ж его при мне в руках вертел. Самое смешное, я его с собой взял, когда мы с тобой в кафе встречались, и снова вернуть забыл, заговорились о деятельности психолога, то да сё. А потом, сам понимаешь, не до футляра мне было, неделя напряжённая выдалась. Ты не в обиде?

— Всё в порядке, Павел. Все супер!

Глава одиннадцатая

Никто и не ожидал

Домой я вернулся, до конца не осознав всей абсурдности ситуации. Футляр с монетой нашёлся так же внезапно, как и потерялся. Он спокойно лежал на полу хаммера, а я, обвиняя себя в излишней рассеянности, перерыл всё в квартире, обыскали весь школьный двор, и успел услышать от Люськи и Димона много «приятных» слов. Почему я ни разу не подумал о машине? Ведь даже мыслей не возникало, что футляр мог просто взять и выпасть из кармана в салоне. Как просто — выпал и провалялся до тех пор, пока его не обнаружил Павел. А он тоже хорош, я имею в виду Павла, нет, чтобы сразу позвонить, сообщить, тянул резину.

С другой стороны, чего я завёлся, Константиновский рубль снова у меня в руках, радоваться надо. И, кстати, неплохо бы обрадовать и остальных. Я позвонил Алисе, она сказала, что они в торговом центре.

— У меня новости, — прокричал я в трубку, выбегая из квартиры. — Встретимся в кафе на третьем этаже.

По дороге в торговый центр я опять задавался вопросом, как Константиновский рубль оказался в вентиляционном отверстии? Ну кто-то же его туда спрятал. Кто? Когда? С какой целью? Надо бы поскорее