– Что это? Мой подарок? – спрашивает Сабрина, тыча пальцем в сумку у меня в руках. Я резко отдернул сумку.

– Извини, – сказала она, став вдруг серьезной, даже немного напугавшись, и отступила на шаг.

– Извини, дорогая, не хотел. Это просто… – Я убираю сумку за спину, надо срочно ее спрятать, пока тот же самый вопрос не задала Джина. Достаточно одну ночь провести не дома, и паранойя полностью завладевает ею.

Я ринулся вверх по лестнице в гостевую спальню, которая служит мне кабинетом. Судя по виду этой комнаты, здесь поселили тещу: повсюду свечи, цветы, шампунь, гель для душа, все, без чего ей не провести ночь вне дома, только шоколадки под подушкой не хватает. Подтащив стул к шкафу, я залез на него – шарики я прячу на верхней полке, глубоко, у самой стенки. Там даже я сам их с трудом достаю. Туда и хочу запихать свою сумку как есть, целиком, вытащу и разберу позже, когда будет время.

На лестнице послышались шаги, и я не успел спрятать сумку. Пихал ее и толкал, но никак не лезла. Сохрани я хоть каплю здравого смысла, я бы вытащил свои преступные предметы и спрятал их по одному, но я поддался панике. Обильно потея, я чувствовал, как подмышки воняют черным кофе, как после ночной попойки из всех пор сочится алкоголь. Она уже близко. Я захлопнул шкаф и спрыгнул со стула – сумка так и осталась в руках, стул так и стоит возле шкафа.

Дверь открылась.

Джина уставилась на меня, осмотрела с головы до ног. Я вижу, нутром чую – сильнее, чем во все прошлые разы, а у нас уже не раз подходило к этому вплотную, – что на этот раз момент истины настал.

– Что ты делаешь?

– Хотел кое-что проверить по работе.

Я потею, грудь ходуном ходит с перепугу, я пытаюсь хоть как-то себя контролировать.

– По работе, – без выражения повторила она.

Глаза потемнели, лицо свирепое. Никогда ее такой не видел. Я чувствую, наши отношения рушатся, и это почти облегчение, но в то же время я не хочу этого допустить.

– Где ты вчера ночевал?

– В «Холидей».

– Где это?

– На Кингс-Кросс.

– Это был форум по стратегическим технологиям.

– Ну да.

– Значит, я правильно расслышала, что ты мне говорил. Я туда звонила. Искала тебя. В гостинице никто не останавливался под этим именем. И никакого форума там не проходило. Вообще ничего. Если только ты ездил не на индийскую свадьбу, то тебя там не было, Фергюс.

Ее уже трясет, и голос дрожит, и все тело.

– Со шлюхой туда какой-нибудь ездил?

Ничего себе. Никогда раньше она не бросала мне таких обвинений. Намекала – косвенными вопросами, своей подозрительностью, – но никогда не произносила вслух. Под ее взглядом я самому себе становлюсь противен – как мог я так ее унизить, превратить в женщину, какой она никогда не была? Все кончено, все кончено, она меня доконала. Сдаться? Или не сдаваться? Я же из тех, кто упорствует в борьбе. Еще одна попытка. Не будем капитулировать так сразу.

– Нет, Джина. Джина, да посмотри же на меня! – Я схватил ее за плечи. – Я ночевал там, а конференция проходила в другой гостинице. Номер не был зарезервирован на мое имя, потому что номера бронировало начальство через турагентство. Не знаю, на кого бронировали, могу выяснить. – Голос мой сделался чересчур пронзительным, ломким, вот-вот оборвется. Голос выдает меня с потрохами. Это в игре в марблс не приходится произносить ни слова, голос не может тебя подвести.

– Убери от меня руки, – тихо и грозно говорит она. – Что в сумке?

Я сглатываю.

– Я не… ничего.

Она смотрит на сумку, и я пугаюсь: сейчас выхватит, откроет, узнает правду.

Она права: я не останавливался в «Холидей». И ездил не по работе. Я был в «Грейхаунд», в Тинсли-Грин, Западный Сассекс, но только не с женщиной. Туда я езжу вот уже пять лет подряд в один и тот же день на всемирный чемпионат по марблс. В сумке – два моих трофея, первый – кубок, выигранный вместе с командой, второй – в индивидуальном зачете. Наша команда, «Электрические бабки», названа в честь прозрачных шариков от Christensen Agate, с матовыми белыми завитками по цветному фону. Их называют «электрическими», потому что они гораздо ярче шариков всех прочих компаний, а самый редкий цвет – персиковый. Я решил так назвать свою команду, потому что именно такой шарик я приобрел после совокупления на капустном поле. Этот шарик был цвета ее кожи, ее персиковых волос и губ, он напоминал мне о тайне, которой было уже пять лет, и о том, что все, связанное с шариками, – моя тайная жизнь, мой вид обмана. Нарекая так команду (а эти шарики не только «бабками», но и «шлюхами» именуют в обиходе), я с гордостью и отвращениям признавал себя тем, кто я есть: титулованным лжецом, человеком, желающим и впредь тайком продолжать игру. Товарищам по команде название сразу приглянулось, а второго смысла они в нем не увидели. В мире марблс происходит все то же, что и в человеческой жизни: свое размножение, свои подделки. «Шлюхи» потому и «шлюхи», что изображают резанный вручную камень. Джина для меня – такой обработанный вручную камень, всегда была и всегда будет, а моя любовница с капустного поля – в этом смысле всего лишь «шлюха», и мы с ней оба это понимали.

У Джины это слово вырвалось случайно. Она конечно же ни о чем понятия не имела. Мои товарищи по команде – их пятеро – ничего не знали о моей личной жизни, мы только играли вместе и болтали ни о чем, как болтают мужчины, уклоняясь от сколько-нибудь серьезного разговора. Вместе мы пять лет подряд участвовали в мировом чемпионате, и вот наконец Ирландия победила, впервые в истории, а я не могу никому похвастаться. Сегодня в газете была заметка о нашей победе со смазанной фотографией, я вовремя спрятался за чужими спинами. «Электрические бабки» принесли Ирландии победу». И конечно же упомянут лучший игрок в индивидуальном зачете, тот, кто сделал финальный выигрышный бросок, – то есть я.

Мы играли в «ринг-тоу»: сорок девять шариков выложили в круг диаметром шесть футов. Мишень на три дюйма приподнята и посыпана песком. Шарики можно использовать стеклянные или керамические, диаметром в полдюйма. Две команды по шесть игроков стараются выбить из круга шарики и получают за каждый выбитый шарик одно очко. Кто первый выбьет двадцать пять шариков, тот и выиграл. Наши «Электрические бабки» разгромили американскую команду и стали чемпионами мира. Величайший день в моей жизни после рождения Сабрины. Конечно же я никогда его не забуду.

Как мне сказать об этом Джине? Какие найти слова? Четырнадцать лет я скрывал от тебя свое хобби. Это важная часть моей жизни, но ты о ней ничего не знаешь. И это само по себе предательство, хоть и не измена с другими женщинами, это странно, это скверно: ведь если я скрываю от жены хобби, что еще я способен скрыть от нее? Все зашло слишком далеко, уже не объяснишь, не вернешь. Почему мне показалось легче лгать? Потому что я обещал Хэмишу. Когда десятилетним ребенком я выскальзывал вместе с ним в ночь, это была наша тайна. Тайна, которую мы тщательно скрывали от мамы, – что мы играем на деньги; тайна, которую мы скрывали от игроков, – что я умею играть. И теперь, сам не зная почему, я продолжаю хранить обет молчания, словно из верности Хэмишу, словно это какая-то с ним связь. Из всех родных и близких только мы двое знали, только ты и я, Хэмиш. Но мой Хэмиш умер, а Джина со мной, и я не могу продолжать так до конца жизни. Это меня с ума сведет, уже сводит. Никогда еще это так сильно не давило на меня. Я должен ей рассказать. Поначалу будет трудно, она не сможет мне доверять, но она и так уже что-то подозревает. Все расскажу ей. Прямо сейчас.