На пасеке о пожаре не знали. Светило солнце. Пчелы собирали нектар. На шум подъехавшей «Пионерки» вышел пчеловод в белом халате и защитной сетке на голове.

– Дядя Саша, я за вами, скорее садитесь, сюда идет пожар, все горит!

– Какой еще пожар? – удивился Петров.

– Огонь уже близко, я обогнал… вокруг поселка тоже горит. Тушат, но бесполезно! – торопливо объяснял Рожков.

Александр Ильич не знал, что и делать – мыслимо ли дело: оставить огромное хозяйство пасеки и бежать домой.

– Не поеду я! – отказался он. – Я в колодце отсижусь.

– Дядя Саша, в колодце задохнетесь угарным газом! Поехали! Тетя Вера велела срочно домой! – соврал Витька ради спасения человека.

– Велела, говоришь… Срочно?.. Ну, тогда надо ехать.

Пчеловод хотел поставить на дощатый пол тележки тяжелую флягу с медом, но передумал и стал звать помощника:

– Матвей, иди-иди сюда?!

Подошел суховатый старичок с рассеянным взглядом белесых зрачков. На всякий случай они вдвоем загрузили флягу с водой. И вот мужики едут навстречу огненной стихии.

Вскоре удушливый дым вновь затмил белый свет: трудно дышать, совали во флягу фуражки и дышали, приложив к лицу.

Неожиданно заглох мотор. Тележка остановилась, парень пытался завести мотор стартером, но не тут-то было.

– Наверно, бензин закончился? – предположил Петров. – Есть что ли горючее в запасе?

– Вот в углу стоит маленькая канистра… есть, бензином пахнет! – обрадовался водитель.

«Пионерка» застучала колесами. Люди ожили доброй надеждой вернуться домой. Но, проехав какое-то расстояние и обо что-то ударившись, тележка снова остановилась: на железнодорожный путь упала огромная ель. Такую не перерубить, Александр Ильич, задыхаясь дымом, прорубает под елью туннель, а затем протискивает свою тачанку под деревом.

Старик, надышавшись, слег, прижавшись головой к ручке фляги, и на разговоры не реагировал.

Вот снова мост через Шуверню. Он уже не дымит, а объят пламенем. Двигаться опасно, рельсы могли прогнуться, тележка полетит вниз. Но другого пути нет. Петров накрыл бензобак плащом, набрал в легкие воздуху, прикрыл глаза ладонями. «Пионерка» ринулась в полымя и, к счастью, его миновала. Много позднее после прошедшей стихии сюда прибыли железнодорожники, моста не обнаружили – сгорел дотла, а рельсы изогнуло, будто струны сломанной балалайки.

… Прорвавшись через пламя на мосту, мужики снова обрадовались, но обрадовались рановато. Недалеко от поселка на крутом повороте им навстречу так же быстро задом вперед двигалась дрезина с людьми.

Водитель дрезины, уверенный, что путь свободен – он запрашивался у диспетчера, а Витька – нет, вез людей на пожар.

Все произошло так быстро, что тормозить было поздно, парень крикнул своим пассажирам:

– Прыгайте!..

И мужики с тележки сиганули, кроме старика. Он как лежал головой к ручке фляги, так и не пошевелился.

После встречного удара от маленькой тележки остались искореженная рама с колесами, помятая фляга, да бездыханное тело старика с глубокой вмятиной на голове.

После оханий да аханий люди поспешили тушить огонь. Пчеловод пошел к жене Вере, а Витька на руках понес старика к фельдшеру.

Больница оказалась на замке, положив сторожа на скамейку, парень пошел искать врача Ельсукову.

– Где Антонина Григорьевна… не видали? – спрашивал он у встречных.

Ему отвечали, что видели ее с медицинской сумкой там-то, махая рукой в сторону. Витька бежал в указанном направлении, но врача уж след простыл. Часа через два безрезультатных поисков парень с тяжелым чувством возвращался к скамейке, где оставил бездыханное тело Матвея. Его преследовала карающая мысль: «Интересно, кому больше срок дадут – водителю дрезины или «Пионерки»?»

Вот и больница, а скамейка пуста. Рожков направился к старухе Матвея рассказать правду о произошедшей трагедии.

А жаль, что вот так банально обрывается мечта, теперь его ждет скамья не студенческая, и куда ни глянь – всюду решетки. «Да-а, вот как в жизни все непредсказуемо», – грустно размышлял Витька.

Матвей с женой живут в двухквартирном щитовом домике финской конструкции. Иногда этого старика называют колдуном – он умеет отнимать у коров молоко. Витька вбежал на крыльцо, отдышавшись, придумал, что сказать старухе об аварии, и постучал в дверь:

– Заходите-заходите! – услышал он женский голос.

Рожков, отворив дверь, зашел в комнату. От того, что он увидел, зарябило в глазах, закружилось в голове – за столом рядом с женой во всем белом сидел ее старик Матвей и пил чай.

Парень будто онемел. Старик поманил его рукой:

– Садись, Витька, на скамью, будем чай пить! Спасибо… спас от огня! Когда-нибудь коньяк куплю!

Спаситель нерешительно, как во сне, подошел к Матвею и глянул на его череп. Там, где недавно была глубокая вмятина, теперь возвышалась продолговатая шишка. «Это ж надо… старик-то ожил?»

Рожков посмотрел ему в подслеповатые глаза, вытер себе взмокший лоб грязным рукавом и вышел…

Две недели карасьярцы, не видя солнца, в дыму боролись с пожарами: Закидают огонь с одной стороны, а пламя нежданно-негаданно появляется с другой. Возгорания случались и в самом поселке. Люди, натерпевшись страху, боялись затоплять печи для готовки еды. ОРС привозил тушенку, хлеб. Участников пожаротушения кормили бесплатно.

Трагедия 1972 года нанесла леспромхозу неповторимый урон: сгорели тысячи гектаров лесосырьевой базы. Дотла сгорел лесоучасток Эрикша, а за Ветлугой поселок Красная Горка, заживо сгорели сборщики живицы.

Карасьярцы героически отстояли свое жилье, объекты соцкультбыта, мастерские, депо без малейших человеческих потерь.

Правда, без одной травмы не обошлось: начальник назначил ночное дежурство, дабы не дать огню бесконтрольно разгореться. Вот ходят мужики по гари с лопатами, высматривая очаги возгорания, и ударом лопаты гасят. Один мужик по фамилии Костюнин присел возле пенечка и закурил. Сидит себе спокойненько, дым пускает, а огонек-то заметил высокий Колька Вершинин. Подошел он да с размаху ударил, как потом выяснилось, по окурку – в дыму-то ночью не видать. Потом мужики говорили: «Сам виноват, курить запретили строго. Хорошо, что лопатой по морде съездил плашмя, а то бы хуже было».

Пожар штурмовал несколько раз. В итоге вокруг выгорела площадь шириной в десять километров и длиной в пятьдесят. Сгорели сосновые боры, березовые рощи, грибные места, ягодные болота. Находили обгоревшие трупы диких животных. Беспощадный огонь уничтожил все пасеки медового края, сотни стогов заготовленного сена.

Уже потом, когда народ успокоился, втайне молясь за спасение Богу, пошли по поселку разговоры, из которых можно было узнать, кто из поселковых оказался героем, а кто и вовсе трусом, сбежавшим по первому звуку набата.