2–4 секунды и пользователю доставляются только те куски, которые он собирается посмотреть.

[2] Персонаж серии скетчей из юмористической программы «Наша RUSSIA», который очень любил разговаривать с телевизором.

Глебыч и Абрамыч

Мой ноутбук наконец-то закончил шифрование папки с фотографиями, теперь можно было выборочно удалять файлы. Я довольно быстро справился, сразу удалив папки с событиями, где папа и мама не участвовали. Остальные файлы я намеревался перебрать, оставив только нейтральные, не имевшие на себе отпечаток важной для будущего информации. Можно было ставить рабочие файлы для копирования с жесткого диска в ноутбук, чтобы иметь backup[1].

Тем временем фильм дошёл до момента, в котором герой Сухорукова пьёт пиво (или виски) на скамейке в американском парке и к нему подходит полицейский. Завязывается диалог, полицейский хочет арестовать Сухорукова за распитие алкоголя в общественном месте. Тут папа на полном серьёзе мне сообщает:

— А что, в Америке на самом деле запрещено пить на улице, надо прятать бутылку в пакет. Мне Борька Скрейдель рассказывал.

— Поставь на паузу, — предвкушая разговор прошу я.

— А как?

— Просто нажми на экран, — дожидаюсь исполнения: — Про Америку чистая правда, а теперь хочешь прикол? В России тоже введут такой закон, только у наших полицейских манипуляция с пакетом наоборот работает, как красная тряпка для быка. Они подходят и просят вынуть бутылку из пакета по-хорошему.

Он, конечно, удивляется, потом, подумав, хочет что-то сказать, но я опережаю:

— Возле метро, на детских площадках, в любых других местах массового скопления людей, кроме специально отведённых мест, по типу летних веранд, мест для пикников. У меня даже такой случай был… будет… Где-то в 2012 мы с моим коллегой летом вышли… выйдем из офиса на обед, решим посидеть на скамейке в соседнем дворе, перекусить пирожками и газировкой «Буратино». Сели во дворе на лавке, а минут через 20 к нам подходят трое полицейских в бронежилетах, касках с АКСУ[2]. Мы, конечно, притихли. Командир говорит: «Старший сержант такой-то, что пьём, молодые люди?» Мы в шоке переглядываемся: «Буратино» — говорю я и протягиваю бутылку. Сержант посмотрел, подумал, отдал честь, развернулся и направился восвояси и двое бойцов за ним. Это только потом мы сообразили, что какая-то бабулька, увидев во дворе двух распивающих на скамейке мужиков, вызвала полицию.

Папа внимательно слушал, потом внезапно спросил:

— Это в Америке?

— Почему? Нет, в России, в районе Трифоновской.

— А почему тогда подошли полицейские?

«Да уж, рассказывать выборочно какие-то истории, не давая контекста, не совсем корректно» — подумал я.

— Ну, потому что в 2010-х годах милицию как бы упразднили, создав на её месте полицию, запустив полную переаттестацию сотрудников. Серьёзно почистили ряды, кстати, и имидж сменили.

— «Шило на мыло»?

— В моменте казалось, что да. Изменения происходили медленно, а вот мне сейчас при анализе понятно, что работа была проделана колоссальная. Название, конечно, можно было не менять, а менять структуру, процессы, законы, но и смена названия тоже внесла свой вклад в восприятие этой структуры МВД.

Папа только пожал плечами:

— Как включить и смотреть дальше?

— Нажми на экран снова.

— Он вообще выключился.

Пришлось вставать и разблокировать телефон. Минут через двадцать нам в дверь постучали. Я с тревогой поднял на папу глаза, но он жестом ладони показал, что волноваться не стоит, и пошел открывать. Приоткрыв немного дверь, он с порога перекинулся с каким-то коллегой парой слов и снова заперся.

— Да это Лёшка. Я ему сказал, что буду в кабинете запершись сидеть. Скоро надо проведать дела в цеху.

Мы уселись по местам:

— А у тебя калька есть? — ни с того, ни с сего спросил я.

— Есть в отделе, а тебе зачем?

— Раскадровки делать.

— Не понял…

— Да ничего, потом покажу, если сделаю.

Появилась идея, как можно легко с телефона делать контурные раскадровки сцен фильма для продажи вместе со сценариями. Кладём на стол телефон, включаем на нужном кадре, сверху накрываем стеклом, чтобы тачскрин не работал, на стекло кладём кальку и обводим самые важные контуры. Надо будет попробовать.

Остаток картины досмотрели, почти не прерываясь. Я за это время приготовил чай, мы наскоро перекусили пирожками из столовой. Было уже 19:03, когда из телефона заиграла композиция «Гуд бай, Америка!», завершающая фильм. Папа засобирался на проверку, и, уже стоя у шкафа, процитировал с улыбкой:

— Вы мне ещё, гады, за Севастополь ответите…

— Ответят-ответят… — согласился я, загадочно улыбаясь.

Не дождавшись от меня продолжения, он вышел, пообещав вернуться в течение получаса. Я остался обдумывать предстоящую ночевку. Еда и вода у меня были, туалет — в шаговой доступности, но нужно выходить осторожно, предварительно осмотревшись. Плед и какую-то подушку папа обещал принести, а телогрейку можно использовать в качестве матраса. Стулья поставить в ряд сидениями к стене, как раз получится мини-кровать, с которой не скатишься, правда, залезать и вылезать тоже будет проблематично.

Я поставил для себя в телефоне напоминалку на 21:30 «Позвонить в Пушкино», чтобы уточнить по вариантам квартир. Мне, с одной стороны, хотелось поскорее отправить папу домой за информацией, подальше от моих сиюсекундных забот, с другой стороны, было тоскливо оставаться одному в этом неуютном казённом помещении с высокими потолками на целую ночь, а может, и больше, как пойдёт. Как назло, окна кабинета смотрели на внутреннюю территорию завода, так что даже понаблюдать вечерок из окна за простой уличной жизнью Москвы возможности не было.

Папа вернулся примерно через полчаса и засобирался домой. Я отправил его за рыбой и спальными принадлежностями, попросив заодно поискать какие-нибудь газеты — почитать перед сном. Вовремя спохватился, что не помню уже домашнего номера, тем более, не знаю, как дозваниваться по межгороду. Попросил записать мне на листочке инструкцию и предупредил, что позвоню в полдесятого с напоминаниями. На всякий случай убрали в сейф ноутбук и жесткий диск, мало ли что за ночь может случиться, я уже ничему не удивлюсь. Договорились, что до 8:30 он должен завтра появиться, если нет — я никуда не выхожу после 9:00 и жду его. В случае чего он будет звонить по телефону более 5 гудков, только тогда я беру трубку. Если что-то идёт не по плану — я оставляю записку.

И вот настал момент, когда он собрал вещи, вышел, заперев дверь, а я остался наедине с собой. Не торопясь, стал я передвигать стулья, стараясь не сильно шуметь, расстелил телогрейку, плед, подушку. Спать было ещё рано, но просто прилечь уже хотелось — день выдался нервозный. Немного подумав, я выключил освещение кабинета, оставив