– Я опущу тебя на кровать и накрою собой. – Он с трудом отрывается от моих губ.

Шейн подхватывает меня под колено, тянет на себя. Я теряю равновесие, падаю на упругий матрац. Парень подминает меня под себя, находя мои губы.

– Надо избавить тебя от джинсов.

– И тебя. – Я не узнаю свой голос – глухой и хриплый.

Шейн улыбается, обнажая ровные зубы. Он тянет на себя плотную ткань, почти срывая её с моих ног. Я указываю пальцем на его джинсы. Шейн без сопротивлений избавляется и от неё.

Я раскрываю ноги, приглашая его. Мои грудная клетка ходит ходуном. В её с такой бешеной силой ударяется сердце – чудо, что она до сих пор не треснула.

– Сказать тебе, что я собираюсь сделать? – спрашивает Шейн, опустившись на меня, упираясь окаменевшей плотью в мою. Тонкие слои нижнего белья мешают быть ещё ближе. Я киваю, отвечая ему. – Я стяну с тебя трусики, чтобы посмотреть, какая твоя щёлочка розовенькая и мокренькая. Ты не против?

Как я могу быть против? Когда просто предложение вызывает такой шквал ощущений!

Я помогаю Шейну стащить с меня вымокшую от моих соков ткань. Он улыбается, тоже замечая.

– Скажи мне, – требует парень, опуская ладонь на мою пульсирующую от желания киску, – чего ты хочешь? – Я закусываю губу, хрипло вздыхая. – Хочешь, чтобы я остановился?

– Только попробуй! – прорычала я.

– Тогда скажи мне сама, чтобы я точно знал, что мы хотим одного и того же! – приказывает этот паршивец, явно издеваясь надо мной. Мы оба знаем, чего я хочу!

Ну что ж, раз он хочет услышать, я ему скажу!

– Снимай трусы, – говорю я, резко понимаясь к нему, – и войди уже в меня!

Шейн хрипло смеётся.

– Как скажешь.

Он стягивает с себя боксеры, тянется к карманам джинсов, чтобы достать презерватив. Разрывая упаковку, натягивает его на свой весьма внушительный агрегат.

Я вновь призывно раздвигаю ноги, все ещё не веря, что делаю это.

Возможно, завтра Шейн узнает о том, что привело меня в этот город. Возможно, именно завтра он пожалеет, что был со мной. Но это будет завтра. Здесь и сейчас его желание не уступает моему.

Если это мой единственный шанс почувствовать себя любимой, узнать, какого это, когда с тобой занимаются любовью, а не просто трахают твоё тело, я им воспользуюсь.

Я принимаю его, стараясь заглотить целиком. Шейн входит в меня одним толчком, полностью заполняя мой мир своим. Он сцепляет наши руки и убирает их вверх, вытягивая моё тело под собой. Я выгибаюсь дугой, устремляясь навстречу его толчкам. Мои ноги обвивают его бёдра, каждый раз возвращая его ко мне.

Его зубы прикусывают мою нижнюю губу, затем язык устремляется в мой рот, вторя движению его члена во мне. Вперед и назад. Вперед и назад. Без остановок и передышек, не сбиваясь с четкого темпа.

Я подгибаю пальчики ног, чувствуя сладкую саднящую боль внизу живота. Это так здорово! Шейн увеличивает скорость, я запрокидываю голову, отдаляясь от его губ, чтобы выдохнуть стон, затем ещё один, и ещё…

Шейн выдаёт нечленораздельные звуки, уткнувшись в мою шею. Он выпускает мои руки. Я тут же цепляюсь за его плечи, словно вот-вот утону. И это последнее, что я понимаю. Меня действительно накрывает волна, словно цунами снося все на своем пути.

Я не чувствую, когда кончает Шейн, лишь понимаю, что его тело больше не накрывает моё, а внутри появилась необъяснимая пустота.

Парень притягивает меня к себе, мило целует. Я закрываю глаза, позволяя прижать меня к себе. Моё тело превратилось в воск.

– Ты не остановила меня. – Шейн проводит пальцем вдоль моего позвоночника.

– Я собиралась, – улыбаюсь.

Шейн смеется, а я теряю связь с реальностью, чувствуя жуткую усталость, будто не спала целую вечность.

POV Салли

Я открыла глаза, сощурилась от яркой вспышки. Впервые за год меня разбудили солнечные лучи.

Подниматься вовсе не хотелось. Я потянулась, сразу почувствовала приятное посасывание внизу живота. Такое тягучее удовольствие, от которого даже кости кажутся мягкими.

Я улыбнулась этому ощущению: никогда не чувствовала ничего подобного. Я вытянула руку в сторону, провела ладонью по прохладной простыне. Шейна уже не было. Не знаю, когда он ушёл. Я так крепко уснула, что все в этом мире перестало иметь значение. И снов не было. Ничто не нарушило тот пушистый кокон, в который меня укутали руки Шейна.

С огромным трудом я поднялась с постели, увидев на полу разбросанные шмотки. Я зажмурилась, вспоминая, каким именно образом я от них избавилась.

Провожу пальцами от плеч, по рукам, касаюсь своего живота. Готова поклясться, что все ещё чувствую его губы на своей коже. Мурашки тут же выползли из своего укрытия, чтобы прокатиться по моему телу, заставив меня содрогнуться.

Я приняла душ, хотя соблазн и дальше благоухать объятиями Шейна был очень велик. Он словно оставил на мне отметки, от которых вовсе не хотелось избавляться.

Моя рука повседневным жестом потянулась к коробочке с линзами, но неожиданно замерла в воздухе. Я подняла глаза, чтобы взглянуть на себя в зеркало.

– Не прячь их больше… Они слишком красивые, чтобы их прятать. Обещай мне.

Я закусываю губу, понимая, что это самое лучшее, что я слышала за всю свою жизнь. Сердце защемило. Я упёрлась руками в раковину, опустила голову.

Что мне со всем этим делать?

Одна ночь. Я уже позволила себе и теперь буду вечность вспоминать о ней. Но какой бы невероятной она ни была, ничего не изменится.

Я медленно спустилась вниз раньше обычного. Моя машина сломалась: значит, мне придётся добираться на школьном автобусе. От этого действа хотелось сточить зубы в крошку.

Бабушка уже проснулась. Она готовила себе чай, не подавая вида, что слышит меня. Я сажусь за стол, наблюдая, как она достает вторую чашку. Видимо, для меня. Странная старушка.

Бабушка ставит передо мной тарелку с тостами, чашку чая, садится рядом. Я делаю вдох, беру тост, надкусываю.

– Ба, – обращаюсь я к ней, – ты не знаешь, кто может починить мою машину? Есть в этом городе какая-нибудь приличная мастерская?

Бабуля поднимает голову и застывает, словно каменное изваяние с чашкой чая в руках. Я хмурюсь, а она словно видит меня впервые.

– Что?

Старушка не отвечает и не двигается. Может, ей плохо?

– Что-то болит? Ба?

Ответа вновь не последовало – ну, ё-маё! Вот только этого мне не хватало.

– Салли? – Её голос осип, и в нём слышалось столько удивления, что мне стало не по себе.