– С Макаром нужно разговаривать. Дожимать его, – высказал вслух Иван свои мысли. – Сдается мне, он тот еще «фрукт»!

– А мне по описанию чем-то тебя в том возрасте напоминает.

– Так я и говорю, что «фрукт» еще тот! – усмехнулся Иван. Но Ева не улыбнулась.

– Я не знала, что ты поссорился с Витей перед его пропажей. Это правда или ты присочинил, чтобы разговорить Надю?

– Нет, не присочинил, – помрачнел Иван. – Пономарев стал насмехаться над Ульяной. Мол, она – та еще «монашка». Юбку задирала, едва ли не задницей светила. И вообще… Намекал на то, что она девица легкого поведения. А мне уже давно казалось, будто Пономарь положил на Ульяну глаз. И тогда я вспылил, забыл об игре и… чуть не заехал ему в нос. Вовремя опомнился.

– И на этом все? – уточнила Ева.

– И на этом все, – довольно резко, отсекая дальнейшие расспросы, ответил мужчина. И с заметным облегчением, словно обрадовавшись удобному предлогу для смены темы, произнес:

– Вот ты и дома!

Они остановились возле подъезда. Иван сунул руки в карманы джинсов и качнулся с пяток на носки, словно то ли торопясь распрощаться, то ли желая сказать что-то еще. Но пауза затянулась, и девушка первой нарушила ее:

– Спасибо, Иван.

– Не за что. Выходные вышли… насыщенными, – усмехнулся он. – Береги себя. Обратись в полицию.

– Обязательно.

– И следователю расскажи о разговоре с Надей.

– Вот прямо сейчас и позвоню.

– Молодец. Ну… Пока?

– Пока.

Он больше ничего не добавил, развернулся и ушел, оставив Еву в облаке непонятного разочарования. Словно она ждала от него что-то еще, но это не случилось. Может, она надеялась, что он пообещает вскоре вернуться? Или даст слово звонить – узнавать, как идут поиски Тины? Дабы избавиться от неприятного чувства, Ева вытащила телефон и набрала номер следователя. Тот ответил сразу, выслушал ее сбивчатый рассказ в полном молчании, а затем коротко ответил:

– Спасибо, Ева.

Не было в его интонациях ни удивления, ни действительно благодарности за информацию. Ровный механический тон уставшего человека. Ева попрощалась и зачем-то извинилась за беспокойство. Настроение испортилось окончательно. К грусти из-за скомканного прощания с Иваном добавилось разочарование от ответа следователя. Ева пешком поднялась к себе, чтобы оттянуть момент встречи с суматошной матерью и ее собакой, но никого, к своему удивлению, не застала в квартире. Только на зеркале красовалась прикрепленная скотчем записка:

Ева бессильно опустилась на подзеркальную тумбу, не зная, то ли плакать, то ли смеяться. Первым ее порывом было набрать номер куратора поисковой группы и предупредить о надвигающейся катастрофе. Она уже взяла было радио-трубку, но, увидев время зафиксированного последнего звонка, разочарованно вздохнула: Василий звонил вскоре после ее ухода с Иваном. А, значит, мама уже успела добраться до старой станции. Что ж, остается надеяться, что разнос от «миссис Смит» не испортит отношения Евы с Василием. В чем она сомневалась. Ева уже жалела о том, что так настаивала на прилете мамы, ведь та доведет ее до тихого помешательства своими придирками, замечаниями, упреками и советами уже через полтора дня. Но ничего не оставалось делать. Ева переоделась в домашнюю одежду, вымыла руки и отправилась на кухню готовить то ли поздний обед, то ли уже ужин.

* * *

Возвращался в Москву Иван гораздо позже, чем планировал: мама долго не хотела его отпускать. Ее желание задержать сына было понятно: не так уж часто он навещал их. Да и в этот визит почти все время провел не с родителями, а, как выразилась мама, «в разбегах». Впрочем, она о Еве отзывалась не только с сочувствием, но и с симпатией. Оказывается, мама немного знала девушку: видела ее в библиотеке и однажды заказывала через Еву редкую книгу. Рассказывая о ней, мама не удержалась от замечания, что на таких скромных, работящих девушках и нужно жениться, а не на «профурсетках» вроде Эльзы. Иван оставил комментарий без ответа. Но, однако, уезжал он из городка со щемившим сердце чувством, что бросает Еву в сложной ситуации. А друзьям ведь нужно помогать.

Он очень надеялся, что Тина скоро найдется – живой и невредимой, и что угрозы в адрес Евы окажутся пустыми. Но спокойно ему не было. Это чувство свербило подобно хронической боли и мешало отвлечься.

Народу в электричке было мало. Мужчина выбрал место в середине вагона и, привалившись плечом к стенке, без интереса уткнулся в окно. Он мог бы вздремнуть, как расположившийся на другом сиденье мужчина. Но когда в голове кипели мысли, о сне не могло быть и речи. Такого адреналина, как в эти выходные, Иван не испытывал уже давно. Прав был Вовка, говоря, что они стали жить скучно: налаженный, как швейцарские часы, бизнес, отдых на комфортабельных курортах, моменты релакса после работы в любимом пабе и элитный тренажерный зал три раза в неделю. Отработанная схема, по которой они до недавнего времени шли, как по проложенным рельсам, не делая остановок и не сворачивая на незнакомые пути. Иногда только Вовка предлагал попробовать нечто экстремальное вроде прыжков с парашюта, серфинга или горных лыж. И если Иван отказывался, сердился и вновь заводил песню о том, что жить они стали скучно. Но при этом сам, как только выдавалось время, вместо горных курортов выбирался в родные места. Поначалу Иван удивлялся частым поездкам друга в их поселок, ведь никого из родных у Володи там не осталось. Но Вовка, загадочно улыбаясь, напоминал про отличную рыбалку в местных озерах. «Стареешь, старик. Ностальгируешь!» – усмехался Иван, когда друг зазывал его к себе домой на домашнюю уху из пойманной им рыбы. Но, угощаясь наваристым супом, соглашался с тем, что надо выбираться в родные места чаще: общаться с родителями, наедаться до отвала маминых щей, а на следующий день спозаранку, когда чернильный кисель ночи еще не разбавляет туманно-молочный рассвет, с удочками и накопанными червями отправляться на местные озера. Вечером варить уху и делать с отцом в саду их фирменный шашлык. Возможно, он так и поступит – вернется уже в следующие выходные. Или, лучше, возьмет небольшой отпуск и проведет его с родителями. И, может, пригласит на уху и шашлык Еву и ее маму со Шварценеггером. Не смотря на экстравагантность и театральность, миссис Смит ему понравилась. Даже бедняга Шварценеггер, который трясся, словно листочек на ветру, вызвал у Ивана симпатию. Только насторожило, что Ева во время чаепития была натянута, как струна. Тронь, и зазвенит. Да, миссис Смит, похоже, дама непростого характера. Но Ева с ее прохладой в синих озерах, осанкой королевы и гордо вздернутым подбородком казалась Ивану человеком, которого не так просто сломить. И потому было ему удивительно наблюдать перемену, внезапно произошедшую в ней с приездом матери: плечи девушки вдруг поникли, четкая линия подбородка словно расплылась, в глазах-озерах вылиняла синева. И стала Ева тусклая и неприметная. Не правильно так гаснуть в лучах, пусть и яркой, матери! Впрочем, откуда Ивану знать, какие между Евой и ее матерью отношения? Он судил по собственной семье. А дома у них всегда было мирно и спокойно. Даже когда он чудил по молодости и влипал в проблемы, после справедливых выволочек от отца и упреков матери вновь наступал привычный мир.