Команда состояла из трехсот хорошо обученных людей, в том числе боцмана, кока, плотника, парусиновых дел мастера и бондаря. Десять доверенных лиц капитана следили за соблюдением порядка, а пятьдесят конвоиров стерегли полторы сотни каторжан, поднявшихся на борт судна в Мерселе.

В трюмах, помимо заключенных, размещали товар, запасы продовольствия и самое ценное для моряка сокровище – пресную воду. Водой заполняли деревянные бочки, плотно закупорив их в порту. Для повседневных человеческих нужд открытой оставлялась только одна. Ближайшие помощники капитана и сам Грегори жили на многочисленных этажах полуюта – надстройки, начинающейся с кормы, но не доходящей до бизань-мачты[7]. Здесь же расположились и конвоиры. На корме и качало меньше, и брызги летели не столь обильно. Остальные члены команды спали на нижней палубе.

Для отдыха моряков обычно использовался форпик – помещение в носовой части судна, впереди фок-мачты[8]. Тут постоянно болтало, было очень сыро, но многие капитаны считали данное место идеально подходящим для матросского кубрика[9]. Грегори не относился к их числу. Форпик он приказал переоборудовать в карцер и использовал только для тех членов корабельной команды, чьи представления о порядке не совпадали с его взглядами.

Заред Корвин капитан не стал запирать в трюм, как остальных заключенных, а поместил в одну из свободных кают. Чтобы с девушкой ничего не случилось, к ней приставили двух конвоиров. Тонкое красное платье, в котором Корвин взошла на борт, совершенно не годилось для морского путешествия, и ей выдали обычную полотняную робу.

Каждое утро каторжан начиналось с откачивания воды из трюмов. Как бы тщательно ни конопатили корпуса, вода всегда находила лазейку. Откачка осложнялась еще и тем, что на галеоне не нашлось достаточно длинного шланга, и заключенным приходилось таскать воду в ведрах на верхнюю палубу, чтобы вылить ее там за борт. Пока одни узники носили тяжелые ведра, другие были заняты приборкой палубы. Для ее натирания использовали плоский кусок пемзы, утяжеленный сверху. Несколько человек на длинных веревках возили его по покрытой пеной палубе. Когда пену смывали, заключенные выдавливали воду из палубных досок плоскими дощечками. Труд каторжан существенно облегчал будни корабельной команды. По крайней мере на пути в Кролл матросы были избавлены от двух утомительных занятий: откачивания воды и уборки палубы. Работы прибавилось лишь у боцмана и кока.

На третий день плавания, изнывая от безделья, Корвин попросила поручить ей хоть какую-нибудь работу. Немного поколебавшись, капитан определил Заред на камбуз – помогать добродушному старине Тому, корабельному коку. Работа выпала нелегкая – драить грязные котлы и жирные баки, но лучше так, чем целый день сидеть запертой в четырех стенах, решила девушка.

Рогана и Ланса поместили в один и тот же отсек отвратительно воняющего трюма. Обычно общение узников начиналось с рассказа, за какие прегрешения некогда свободного человека наградили «почетным» званием рудокопа. Люди присматривались и пытались понять, кого можно «подвинуть», а от кого лучше держаться подальше. Уже через неделю среди каторжан сложились весьма свойственные человеческой натуре отношения: вокруг сильных личностей собрались слабые духом, ищущие поддержки. На этот раз лидеров оказалось двое: Роган Говард и Себастьян Трэхо. Если открытая и независимая натура Рогана притягивала людей, то Себастьян предпочитал их подчинять. В прошлом он возглавлял крупный отряд королевской армии и за годы службы приобрел немалый опыт ломать упрямцев.

К вечеру седьмого дня море стало неспокойным, ветер заметно усилился. «Долгий путь» сильно качало, и капитан приказал поставить фок[10]и контр-бизань[11], сделав корабль более устойчивым. В противовес ночному ненастью, восход солнца был великолепен: порывы ветра стихли, из-за горизонта поднимался золотой диск, и в этот миг казалось, что не ветер наполняет паруса, а солнечные лучи заставляют корабль плыть вперед.

Каждое утро Ланс начинал с молитвы. Каторжане посмеивались над ним – излишняя набожность казалась им тут неуместной, но молиться не мешали. Так продолжалось до тех пор, пока личностью Ланса не заинтересовался Себастьян. На восьмой день пути, утром, встав на колени и готовясь произнести заученные еще в раннем детстве слова, Ланс почувствовал, что сзади кто-то стоит. Обернувшись, он увидел Санчо, одного из прихвостней Себастьяна.

– Поднимайся, святоша. Иди бить поклоны Богу корабельной помпы, – заикаясь и краснея, выдавил из себя тот.

Ланс знал, что сегодня не его очередь выкачивать скопившуюся в трюме воду, не составило труда и догадаться, кто стоит за столь дерзкой речью трусоватого по своей натуре человека.

– Кноул дал нам радость труда, чтобы могли мы в полной мере насладиться отдыхом, ступающим заботам вослед. И не в моих силах лишать человека того, чем наделил его Бог, – невозмутимо ответил посланник короля.

Опешив от услышанного, Санчо замешкался и с надеждой поглядел на Себастьяна. Но казалось, что главарь дремлет, не интересуясь происходящим; ничто не нарушало тягостную тишину. Санчо не нравилась отведенная ему роль, но меньше всего он хотел бы сейчас объяснять, почему дерзкий узник вздумал противиться.

Видя, что Санчо не справляется, раздосадованный неудачей Себастьян подал своим людям знак, и на подмогу поспешили Дэни и Рамон.

– Не желаешь помогать ближнему? – пренебрежительно спросил Ланса Дэни.

– Помощь ближнему – святая обязанность каждого, и ничего, кроме радости, не могу я испытать творя ее, – миролюбиво ответил каторжанин.

– Так ступай откачивать воду! – рассвирепел Рамон и попытался толкнуть упрямца.

Отступив на шаг, Ланс заставил Рамона провалиться, после чего схватил его за кандалы и лишь незначительно увеличил инерцию падения. Этих действий оказалось достаточно, чтобы головорез ударился о ридерс[12]и, оглушенный столкновением, растянулся на настиле. Через мгновение к нему присоединился и его приятель.

Себастьян махнул рукой – еще несколько человек бросились на Ланса. Посланник Конрада прижался спиной к шпангоуту. Даже скованный по рукам и ногам, он все еще представлял серьезную угрозу. Правда, пока что об этом никто даже не догадывался.

Неожиданно две головы в заднем ряду нападавших пропали из вида, затем еще две, и тут Ланс понял причину исчезновения громил – Роган пришел ему на помощь. Здоровяк расшвыривал людей, будто мешки с соломой. Поверженные противники, потирая ушибленные места, более не пытались атаковать – только сумасшедший мог надеяться одолеть Рогана голыми руками. Когда между Роганом и Лансом не осталось никого, взгляды мужчин встретились. В дружеском жесте Роган протянул огромную ладонь: