одной команды поддержки, и быков тоже не целое стадо. Да и не получится произвести взрывной эффект дважды. Какой, к чертовой матери, второй тайм? Захотел проигрыш получить?

Геннадий деда Мотю поддержал. Только чуть более культурными словами. В общем, по итогу, все остались при своих интересах. Относительно, конечно, но хоть что-то.

А ещё, ко мне подошла Светланочка Сергеевна. Она сначала, вроде, открыла рот, собираясь высказать все, что думает о случившемся. Но потом закрыла. Помолчала буквально минуту, поднесла указательный палец к губам, опять помолчала, а потом все же высказалась.

— Оригинально...

И ушла. Серьезно. Больше никаких комментариев. Я остался стоять рядом со школьным полем, изумлённый ее поведением. То ли поругала, то ли похвалила. Так и не понял ни черта.

Ну, а потом началась подготовка народного праздника в Зеленухах. Николаич, конечно, убивался, мол, могли бы и победу получить, но, наверное, он единственный не понимал, или отказывался понимать, как фантастически нам повезло.

Пока шла вся эта суета, я успел в толпе разыскать отца и перекинуться с ним парой слов. Подсказал, как ему остаться в Зеленухах сейчас, чтоб пообщаться с Аллочкой, а не уезжать со своими. Второго шанса может и не быть. Нужно лишь намекнуть Лиходееву, мол, есть возможность затесаться в ряды врага на время. Послушать, что говорят, какие планы строят. Опять же, сейчас подопьют, языки развяжутся… Дмитрий Алексеевич инициативу подопечного поддержал. Покоя ему не было от мысли, что Николаич остался при должности.

Серёга, который моего совета послушался, теперь сидел за столом, в самом конце. Рядом с ним пристроилась Аллочка. По сути, тоже с моей подачи.

После разговора с отцом я разыскал и ее. Она была сильно расстроена тем, что Андрюха вообще не обращал внимания на присутствие бывшей пассии. Тут я тоже дал очень умный совет. Предложил, вызвать ревность у братца. А лучше всего для этого подойдёт…Да, вон. Серёга и подойдёт. Местных нельзя. Переросток по-любому узнает, что это показуха. А вот Серёга — самое то. И парень приличный, ничего лишнего не возомнит себе.

Короче, с трудом, но я добился того, что они хотя бы стали общаться. Уже что-то. Сидели рядышком. Отец пытался ухаживать, но очень не смело. Глядя на все это безобразие, я решил, раз с матчем, наконец, вопрос решился, можно теперь заняться по-настоящему важными делами. Например, отцом. Походу, мне предстоит рассказывать ему про "пестики" и "тычинки". Ждать, пока по велению судьбы он станет решительным ма́лым, дело опасное. Вообще ни черта может не произойти.

Ещё одной проблемой оказался тот самый журналист из местной газеты. Тут и Лиходеев, и Николаич были удивительно солидарны. Статья появиться не должна. Все, конечно, хорошо, но одна фотография чирлидерш в панталонах обойдется им очень дорого. Про остальное можно вообще не вспоминать.

Это же полное отсутствие морали и не соблюдение заветов Ильича. Про Ильича загнул дед Мотя. Мы немного подвисли от такого сравнения. Андрюха даже пытался робко поспорить, что панталоны не могут иметь отношения к Ильичу и его заветам вообще в принципе. На что получил от Матвея Егорыча подзатыльник и совет заткнуться. Мол, ему, человеку солидному, даже пожилому, точно лучше видать, как Ильич относился к панталонам.

Но в одном все сошлись однозначно. Журналист должен покинуть Зеленухи без опасного материала. Естественно, папарацци тут же "забыли" взять с собой Воробьевские. А значит, раз уж так вышло, он был приглашен за стол. Буквально через минуту рядом нарисовался дед Мотя и бутыль самогона.

Где-то через полчаса, я подошёл ближе к это парочке. Было интересно, что там столь вдохновенно вещает дед.

— Ну, значит, слушай… Было это в году сорок третьем. Или сорок втором… — Матвей Егорыч закатил глаза и принялся загинать пальцы. Что он там считал, не понятно. Рядом сидел уже готовый в хлам журналист и мутным взглядом смотрел на рассказчика.

— Ты записуй, записуй, сынок. — Матвей Егорыч прекратил просчитывать года и постучал указательным пальцем по блокноту, который за каким-то чертом лежал перед бедолагой. Видимо, он на самом деле планировал писать вслед за Матвеем Егорычем. Правда, ручка отсутствовала. И карандаша не было. Может, кровью, хрен его знает. Этих журналистов не поймёшь.

— Расскажу тебе историю, станешь главным в своей газете потом. Как опубликуешь. Информация это секретная. Ну, и вот… Я как раз, капитаном подводной лодки тогда был. Понял? Бороздил моря и океаны. Бил врага.

— Вы на подлодке плавали? — поразился нетрезвый Андрюха, сидевший рядом.

Он подпирал голову кулаком и очень внимательно слушал рассказ Матвея Егорыча. Или тупо спал с открытыми глазами. Что более вероятно. Просто дед Мотя начинал предложение тихим голосом, а потом почему-то повышал громкость. Наверное, для экспрессии. И вот когда интонация шла вверх, братец вздрагивал, хлопал глазами, соображая, где он есть и что вообще происходит. В первую очередь, из-за прошлой бессонной ночи. Ну, и алкоголь тоже, конечно, повлиял.

— Плавает говно в проруби. Корабли и подводные лодки ходют. Понял? Слушай и не перебивай, а то я запутаюсь в фактах. Ты вообще, шел бы вон, к ребятам. Видишь, молодежь отдельно. Дай помочь человеку.

— Мне? — Удивился журналист. И даже указал на свою грудь.

— А кому ж ещё! Помогаю подняться до заслуженных высот. Все для людей... Все для людей... Вот такой я хороший человек. Так… Значит, дело было аккурат в конце июня, как сейчас. Море теплое... Собрался я на боевое задание. Командир так и сказал мне: «Матвей. Нужно срочно доставить секретный пакет, а кого я окромя тебя могу послать? Ты же у нас самый ас». Уважали меня. Да. Заправляют, значит, полный бак бензина, вручает командир мне этот пакет и говорит: «Плыви, мой сокол»…

Дед Мотя сделал многозначительную паузу и посмотрел в небо, как будто, высматривая там сокола. Журналист и Андрюха тоже посмотрели, но так ни черта не увидели. А ещё не поняли, почему сокол должен плыть. Теоретически, сокол — это птица и он летает. Но в данном факте, ни Андрюха, ни журналист уже уверены не были. Поэтому снова уставились на Матвея Егорыча.

— Значит, так, — продолжил дед, — еду я через лес, а темень такая, что ни черта не видно.

— На подлодке через лес? — удивился журналист.

— При чём тут подлодка? — удивился в свою очередь дед Мотя.

— Ну вы сказали: «Заправляют, значит, полный бак бензина, вручает командир мне этот пакет и говорит: «Плыви, мой сокол».

— А-а-а-а. Тьфу