– Вроде у нее с головой все в порядке.

– Вроде да.

– Почему же ее столько лет держали в дурдоме? Кстати, сколько она там просидела?

– Это вовсе не значит, что она сумасшедшая.

– Вообще-то значит.

– С чего ты взял?

– Подожди-ка. – Алекс примирительно поднимает руки. – Давай с самого начала. Мы говорим…

– …о семнадцатилетней девушке, которую отправили в сумасшедший дом только за то, что она померила перед зеркалом платье, – внезапно рассвирепев, цедит Айрис. – Эта женщина провела в тюрьме всю жизнь, а теперь ее выпустили, и… и я должна хотя бы… не знаю.

Алекс изучает ее задумчивым взглядом, скрестив руки на груди.

– Ох ты, господи, – бормочет он.

– Что тебе не нравится?

– Опять вбила себе в голову…

– Что вбила?

– Она тебе никто!

– Какая разница?! – восклицает Айрис. – Это просто нечестно…

– Ты носишься с ней, как с очередным бесценным платьем!

Едва переводя дыхание от возмущения, Айрис возвращается к столу.

– Иди-ка ты к черту! – резко отвечает она, подхватывая миску с яйцами.

– Подожди, – миролюбиво останавливает ее Алекс. – Просто скажи… – Он грустно вздыхает. – Скажи, что не наделаешь глупостей.

– Каких еще глупостей?

– Ну… ты же переселишь ее куда-нибудь? Найдешь ей комнату в пансионе?

Она с грохотом опускает на плиту сковородку и вытряхивает на нее несколько капель масла.

– Айрис, пожалуйста. – Алекс подходит и останавливается у нее за спиной. – Пообещай, что не оставишь ее здесь.

Она поворачивается со сковородкой в руке.

– Вообще-то, если по-честному, это ее квартира.

Алекс опускает голову и прячет лицо в ладонях.

– Ох ты, господи, – вздыхает он.

Из-за стены доносятся голоса. Или, вернее, гул, как будто пчелы жужжат в банке с вареньем. Голос девушки то взлетает, то опускается, молодой человек бубнит монотонно. Похоже, они спорят, если судить по голосу девушки.

Она сказала, что это ее брат. Когда Эсме увидела его возле кухонной двери, то подумала, что это тот самый любовник. Но взглянула на Айрис и поняла – нет, ошиблась. Брат, только не родной. Наполовину.

Эсме сгибает ноги, и ее колени пробиваются сквозь воду в ванной, как островки в тихом заливе. Она набрала целую ванну горячей воды, кожа раскраснелась чуть не до боли. Сидите, сколько пожелаете, сказала ей Айрис, вот она и не выходит. Пар затуманил стены, зеркало, оконное стекло, бутылочки на полках. Этой комнаты Эсме не помнит. А была ли она тогда? Другие комнаты она узнала без труда, будто достала из глубин памяти старые фотографии. В ее комнате раньше спали горничные, в гостиной стояли сундуки из кедровых досок, в них хранили летнюю одежду. Там, где сейчас спальня Айрис, были полки с засахаренными фруктами и компотами. А что было на месте ванной? Чердак остался в памяти сумрачным и пыльным, странно, как из него умудрились сделать такие просторные и светлые комнаты.

Эсме берет мыло и трет его ладонью, как Аладдин лампу. От кусочка мыла исходит нежный цветочный аромат. Интересно, что скажут эти двое за стеной, узнав, что она впервые за шестьдесят лет принимает ванну без надзора? Заметив на бортике ванной бритву, Эсме улыбается. Девушка и не подумала убрать острые предметы. Эсме уже забыла, что такое жить рядом с ничего не подозревающими людьми. Она берет бритву и касается пальцем холодного острого лезвия. А потом вдруг вспоминает, что хранили в этом углу чердака.

Детские вещи. Здесь стояла деревянная кроватка с решетчатыми стенами, напоминающая скелет доисторического животного. Высокий стульчик с привязанными к маленькому столу игрушками. И коробки с детскими платьицами и чепчиками, пропитавшиеся запахом нафталина.

Для какого же малыша вязали свитера, шили штанишки? Кто играл за обедом шариками, привязанными к высокому стульчику? Наверное, ее отец? А шила и вязала ему бабушка? Эсме тихо смеется и вдруг, втянув побольше воздуха, с головой погружается в воду. На поверхности, словно водоросли, покачиваются седые короткие волосы.

Ее привязали к кровати. Она смотрела, как ползет муха по отвратительно зеленой стене. Прислушивалась: едет машина, щебечут скворцы, поскрипывает на ветру открытое окно, разговаривают женщины, в коридоре поскрипывают колеса, в спальне шуршат простынями, вздыхают и тихо бормочут что-то соседки. Медсестра вложила ей в рот несколько ложек теплой липкой каши, и Эсме покорно их проглотила, хоть желудок и взбунтовался, отказываясь принимать такую пищу.

Около полудня две женщины затеяли спор:

– Это мое.

– Нет, мое.

– Отдай!

– Мое!

Эсме подняла голову, пытаясь разглядеть, из-за чего ссора. Та, что повыше, с седеющими, стянутыми в неопрятный пучок волосами, отвесила другой пощечину. Раздался крик; получившая пощечину отпустила то, что тянула к себе, и бросилась на обидчицу, как дикий зверь. Женщины сцепились, покатились по полу, превратившись в многорукое и многоногое чудовище. Они хрипели, рычали, перевернули стол и корзину с постельным бельем. Подоспевшие санитарки растащили дерущихся, наполнив палату криками и свистом.

– Прекратить! – громовым голосом завопила дежурная медсестра. – Сию минуту прекратить!

Женщина с седеющими волосами обмякла на кровати. Другая сопротивлялась, брыкалась и расцарапала санитарке лицо. Платье на непокорной спорщице задралось, обнажив бледные и круглые, как шляпки грибов, ягодицы, и складки на животе. Дежурная ухватила ее за руку и выворачивала, пока женщина не завопила от боли.

– Я на тебя смирительную рубашку надену! – пригрозила санитарка. – Вот увидишь.

На мгновение Эсме показалось, что женщина успокоилась, но та дернула ногой, ударила медсестру в колено и осыпала ее непристойными ругательствами. Санитарки и медсестра навалились на нарушительницу все вместе, связали ее и вытащили в коридор. Крики и шум понемногу стихли.

– В Четвертое понесли, – прошептал кто-то. – Больше некуда.

Когда ремни расстегнули, Эсме даже не шевельнулась. Потом медленно села на кровати, подумала о животных, которые часами неподвижно сидят в засаде. Вспомнила игру в шарады, где надо притвориться мертвым львом.

Санитарка прошла по палате и бросила на каждую кровать по куску ткани и коробке с желтой мастикой. Эсме растерянно встала. Женщины, как по команде, опустились на колени, будто в час молитвы, и принялись втирать желтые вонючие катышки в пол, от кроватей к двери. Ноги у Эсме едва сгибались, она медленно потянулась к тряпке и услышала крик санитарки:

– А тебе особое приглашение нужно?!

– Юфимия! – загрохотала сестра Стюарт. – На колени!