– Я ожидаю его этим утром.

– Неужели? – осведомилась госпожа Гнаде на повышенной ноте, словно в его осведомленности было что-то непристойное. – В сообщениях об этом ничего не было.

– Именно, – с улыбкой согласился лорд Жестокость. – Я устроил так, чтобы солнечное излучение на Марсе несло два дополнительных знака после запятой, пока он там. Сегодня утром значения вернулись к трем знакам. Это означает, что он в пути. Весьма похвально, не так ли?

– Более чем, – откликнулась она. – К чему спрашивать меня? Не думала, что вы цените мое мнение. В любом случае почему вы так стараетесь ради этого дела? Почему просто не отправите его подальше, чтобы на возвращение ему понадобилась целая жизнь, даже со струном?

Он спокойно смотрел на нее, пока она не покраснела. И молчал.

– Я полагаю, мое… мое замечание было неуместным, – пролепетала она. – Вы, с вашим чувством справедливости. Вечно вы сваливаете всю вину на остальных.

– Я делаю это не специально, а лишь потому, что забочусь о Земле, – мягко ответил он. – Вам известно, что ему принадлежит эта башня?

– Землепорт? – воскликнула она. – Невозможно!

– Возможно, – возразил Жестокость. – Я собственнолично продал ее его агенту десять дней назад. За сорок мегакредитов в деньгах СНЗ. Это больше, чем есть на Земле в настоящий момент. Когда он их внес, мы начали выплачивать ему три процента годовых. И это не все, что он у меня купил. Я также продал ему океан, вон тот, который древние называли Атлантическим. И триста тысяч привлекательных недоженщин, обученных различным задачам, вместе с вдовьими правами семисот человеческих женщин соответствующего возраста.

– Хотите сказать, вы сделали все это, чтобы сэкономить земной казне три мегакредита в год?

– А вы бы поступили иначе? Не забудьте, это деньги СНЗ.

Она сжала губы. А потом расплылась в улыбке.

– Я никогда не встречала никого вроде вас, лорд Жестокость. Вы самый справедливый человек из всех, кого я знаю, – и все же не упускаете ни одной мелочи, когда есть возможность заработать!

– Это еще не все, – произнес он с хитрой, довольной улыбкой. – Вы читали Исправленную (ревизионную) шкалу, параграф семьсот одиннадцать – девятнадцать – тринадцать, за который сами проголосовали одиннадцать дней назад?

– Я его просмотрела, – ответила она оправдывающимся тоном. – Как и все мы. Он имел какое-то отношение к фондам Земли и фондам Инструментария. Представитель Земли не имел возражений. Мы все приняли его, потому что доверяем вам.

– Вы понимаете, что означает этот параграф?

– Честно говоря, нет. Он имеет какое-то отношение к этому богатому старику Макбану?

– Не думайте, будто он стар, – заметил лорд Жестокость. – Он вполне может оказаться молодым. Как бы там ни было, шкала налоговых ставок очень незначительно повышает ставки на килокредиты. Налоги на мегакредиты поровну распределяются между Землей и Инструментарием, при условии, что владелец не эксплуатирует свою собственность лично. Это один процент в месяц, как указано очень мелким шрифтом в сноске внизу седьмой страницы ставок.

– Хотите… хотите сказать, – со смехом произнесла она, – что, продав бедняге Землю, вы не только лишаете его трех процентов годовых, но и берете с него двенадцать процентов налогов? Благословенные ракеты, ну вы и псих. Я вас обожаю. Вы самый умный, самый удивительный из всех глав Инструментария, что у нас когда-либо были! – Для госпожи Джоанны Гнаде это была пламенная речь. Жестокость не знал, чувствовать себя оскорбленным или довольным.

Поскольку она была в редком хорошем расположении духа, он отважился упомянуть свой полусекретный проект:

– Как, по-вашему, моя госпожа, если мы получим все эти внезапные доходы, не потратить ли нам немного импортируемого струна?

Ее смех смолк.

– На что? – резко спросила она.

– На недолюдей. Лучших из них.

– О нет. О нет! Только не на животных, когда еще остались люди, которые страдают. С вашей стороны безумно думать об этом, мой лорд.

– Я безумен, – согласился он. – Конечно, безумен. Безумно жаден до справедливости. А это кажется мне простой справедливостью. Я не прошу равных прав. Всего лишь толику справедливости для них.

– Они недолюди, – решительно произнесла она. – Животные. – Как будто это заявление решало дело.

– Госпожа, вы никогда не слышали о собаке по имени Джоан? – В его вопросе явственно слышался намек.

Она его проигнорировала, равнодушно ответила: «Нет», – и принялась изучать повестку дня.

В десяти километрах под поверхностью Земли

Старые двигатели работали циклично, подобно приливам. От них пахло горячим маслом. Здесь, внизу, было не до роскоши. Жизнь и плоть стоили меньше транзисторов; и, кроме того, испускали намного более слабое излучение, которое можно детектировать. В стонущих недрах жили сокрытые, забытые недолюди. Они считали своего главу, О’телекели, волшебником. Иногда он тоже так считал.

С красивым белым лицом, напоминавшим мраморное изваяние бессмертия, с помятыми крыльями, устало прижатыми к телу, он позвал дитя своего первого яйца, девушку О’ламелани:

– Он идет, моя дорогая.

– Тот самый, отец? Обещанный?

– Богатый.

Ее глаза расширились. Она была его дочерью – но не всегда понимала его силу.

– Откуда ты знаешь, отец?

– Если я скажу тебе правду, ты согласишься, чтобы я сразу же стер ее из твоего разума, дабы защититься от предательства?

– Конечно, отец.

– Нет, – возразил мраморноликий человек-птица, – ты должна произнести правильные слова…

– Я обещаю, отец, что, если ты наполнишь мое сердце истиной и если моя радость от этой истины будет полной, я отдам твоему разуму мой разум целиком, без страха, надежды и оговорок, и попрошу тебя забрать из моего разума ту истину или ее части, которые могут причинить вред нашим людям, во имя Первого забытого, во имя Второго забытого, во имя Третьего забытого и ради С’джоан, которую мы все любим и помним!

Он поднялся. Он был высоким мужчиной. Его ноги оканчивались огромными птичьими ступнями с белыми когтями, мерцающими, как перламутр. Его гуманоидные ладони росли из суставов на крыльях; их он простер в древнейшем благословляющем жесте над ее головой, произнося истину звучным, гипнотическим голосом:

– Да будет истина твоей, дочь моя, чтобы ты благодаря ей обрела целостность и счастье. Познав истину, дочь моя, познай свободу и право забыть! Дитя, мое дитя, бывшее твоим братом, маленький мальчик, которого ты любила…

– Ойкасус! – произнесла она детским голосом, словно в трансе.

– О’йкасусу, которого ты помнишь, я, его отец, придал образ маленькой обезьяны, чтобы истинные люди приняли его за животное, а не за недочеловека. Они выучили его на хирурга и отправили к лорду Редлэди. Он прибыл вместе с этим юношей, Макбаном, на Марс, где встретил К’мелл, которую я рекомендовал лорду Жестокость для конфиденциальных поручений. Сегодня они возвращаются с Макбаном. Он уже купил Землю, или большую ее часть. Быть может, он нам пригодится. Ты узнала то, что должна была знать, дочь моя?