императорского величества государыни Елизаветы Алексеевны. Ежели причините ей вред, повисните на суку, – я указал на дуб, росший у дороги.

– Вон оно как! – делано испугался рыжебородый – похоже, что главарь шайки, и ухмыльнулся, показав гнилые зубы. – Хорошо, что упредил, ваше благородие. Будем знать.

«Блин! – понял я. – Только что я подписал нам приговор. Живыми не отпустят». Я глянул на графиню. Она, похоже, тоже сообразила. Лицо бледное, закушенная губа.

– Что вам нужно? – спросил я, подпустив в голос страха.

– Все, что на вас есть, – вновь ухмыльнулся рыжебородый. – Деньги, золотишко, одежа. Ты, благородие, только за шпажонку не хватайся. Вытащить не успеешь, как пристрелим. А вот отдадите добро – не тронем.

Так я и поверил.

– Ладно, грабьте! – Я достал из кармашка золотые часы и раскачал их на цепочке. – Годятся?

– Чичас!

Рыжебородый закинул ружье за спину и протянул руки.

– Кидай!

Осторожный, близко не подошел. Но нам и не надо. Я бросил часы. Он поймал их и стал разглядывать. Стоявшие по сторонам ополченцы сначала скосили взгляды, а затем подошли ближе, опустив ружья. Ага! Такая добыча!

– А теперь кошелек, – сказал я и полез в сумку. Рыжебородый поднял на меня взгляд и успокоился: сумка маленькая, оружия в ней быть не может. Это вы так считаете… Я нащупал рукоять карманного пистолета и взвел курок. Негромкий щелчок. Рыжебородый его не услышал. Он как раз открыл крышку часов и наслаждался боем. Пора!

Бах! Стоявший справа от меня ополченец выронил ружье и сунулся лицом в пыль. Рыжебородый выронил часы и заскреб пальцами ружейный ремень. Не успеешь… Карманник бросить, попону – вперед, «шкатулку» – в руку, большой палец взводит курок… Ополченец слева от главаря вскинул ружье к плечу, но ствол пляшет – руки трясутся. Ты ведь не воевал, орясина, стрелять не умеешь. Вон, даже курок не взвел.

Бах!

Орясина, выронив ружье, схватился за живот. Хватайся не хватайся, а свинец не переваришь. «Шкатулку» на землю, вторую – в руки… Главарь, наконец, вытащил из-за спины ружье, но поздно, поздно…

Бах!

Из головы главаря выплеснулся фонтан крови – перед выстрелом он успел пригнуться и получил пулю под обрез папахи. Я оглянулся. Трое ополченцев застыли столбами. Нет, не солдаты.

– Убью! – я прицелился в них из разряженного пистолета. Ближний ко мне ополченец бросил ружье и ломанулся в придорожные кусты. Следом устремились остальные, также побросав ружья. Вояки, мать их!

Сунув «шкатулку» в кобуру, я подъехал к убитому главарю. Спрыгнув на дорогу, поднял выроненное им ружье. Отщелкнул огниво. Пороха на полке не было – похоже, не заряжено. Блин, на понт брали! Хотя, не будь у меня пистолетов, не вырвались бы. Со шпагой против штыков не навоюешь. И неважно, что ружье держит вчерашний крестьянин – вилами пырять они умеют. Подумав, я подошел к раненому мной ополченцу. Тот был в сознании и лежал на спине, прижимая окровавленные руки к животу.

– Не убивай, барин! – заголосил. – Это все Фролка. Он подбил нас бежать и промышлять на дороге. Говорил, что чичас война, и никому не будет до нас дела. Добычу богатую возьмем – заживем, как баре.

– Много взяли? – поинтересовался я.

– Не успели. Вы первые были.

Сомневаюсь. Но, в принципе, плевать.

– Помоги, барин! – застонал ополченец. – Христа ради! В животе огнем горит.

– Там у тебя пуля, – сказал я. – С ней не выжить. Но помогу.

Вскинув ружье, я вогнал штык разбойнику в грудь – прямо в сердце. Тот вскрикнул и затих. За спиной раздались странные звуки. Я оглянулся. Графиня, свесившись с седла, блевала. Черт, совсем забыл о ней! Я не на войне, а вокруг не егеря. Подбежав к Ласточке, я помог графине спуститься на дорогу, а затем отвел на обочину, где усадил на пыльную траву.

– Посидите, ваше сиятельство! Я сейчас…

У первого из застреленных мной разбойника я заметил на спине ранец с привязанной к нему манеркой. Завладев ею, стащил с горлышка жестяной стакан и понюхал – вроде, вода. Плеснув на ладонь, попробовал языком – она. Хорошая, колодезная.

– Вот, ваше сиятельство! – сказал я, вернувшись к графине и протянув ей манерку. – Выпейте и омойте лицо.

Сам же решил посмотреть, что у разбойника в ранце. Предчувствия меня не обманули. Внутри, кроме грязной рубашки и прочего барахла, нашелся небольшой сверток. В чистую онучу завернули нечто плотное. Я откинул края портянки. Блин! Деньги! Ассигнации двадцатипятирублевого достоинства, причем новые. Я взял одну и проверил на признаки подделки – настоящие. И зачем, спрашивается, эти придурки лезли грабить? Тут деревеньку купить можно. Дебилы…

Я оглянулся. Графиня, повернувшись ко мне спиной, умывала лицо, сливая себе в ладонь из манерки. Я завернул деньги обратно в онучу и сунул в сумку. Позже разберемся. Сходил, подобрал пистолеты и часы, разложил их по кобурам и карманам, не забыв зарядить. Мало ли – еще грабители случатся. Пока занимался этим, графиня привела себя в порядок и теперь стояла, посматривая на меня. Выражение лица у нее было странным.

– Подойдите, Платон Сергеевич! – попросила она.

Я приблизился на расстояние в пару шагов.

– Ближе!

Я сделал шаг вперед. В следующий миг ладони в лайковых перчатках легли мне на эполеты, лицо ее приблизилось. А потом теплые губы, еще пахнущие колодезной свежестью, соединились с моими…

9

А потом прискакала кавалерия… В смысле – экипажи и повозки нашего поезда. Как я узнал позже, мои спутники услышали выстрелы и помчались выручать. Впереди мчалась коляска Виллие, следом – дрожки с денщиками. Последние вооружились: Пахом – тесаком, денщик Виллие – пистолетом. Сам медицинский генерал держал в руке шпагу. Следом катили повозки графини со слугами, махавшими каким-то дубьем. Вояки… Но приятно: не струсили и, не раздумывая, бросились на помощь.

– Что здесь случилось? – спросил Виллие, выбравшись из коляски и подбежав к нам. – Кто эти солдаты? – он указал на трупы ополченцев.

– Разбойники, – ответил я. – Хотели нас ограбить и убить.

– Но на них мундиры!

– Дезертиры.

– М-да, – Виллие покачал головой. – И кто их?

– Я.

– Как вам удалось? Их же трое было.

– Шестеро. Остальные убежали. Этих застрелил из пистолетов, с собой вожу.

– Вы просто кладезь, – покрутил головой Виллие. – Хорошо, что графиня взяла вас в спутники. Как вы себя чувствуете, Анна Алексеевна? – спросил он мою спутницу, все это время тихо стоявшую рядом. – Не пострадали?

– Нет, Яков Васильевич! – ответила графиня. – Испугалась немножко поначалу. Но гляньте, какие рожи! – она кивнула на трупы. – Я ускакала вперед и вылетела прямо на них, а они из ружей целятся. Однако появился Платон Сергеевич и перебил каналий.

– Дела!.. – вздохнул Виллие. – Непременно выскажу местному исправнику, что о нем думаю. Это что ж такое? В