Вилен забрал круто вправо, стараясь обойти опасную зону через рынок. Это стало ошибкой, видимо, какой-то отряд или стая мутантов, решившая так же, вышли аккурат на кусты, и каждый павший дал жизнь новому ростку. Уже через двадцать метров Вилена встретил просто шквальный огонь. Если бы кусты обладали разумом, а не инстинктом, на небольшом открытом пятачке они просто не оставили бы ему шансов. «Выдох» шести или семи кустов парень услышал раньше, чем из марева вылетели шипы, и успел отскочить за ларёк, на котором уцелела вывеска «Овощи и фрукты». Поняв, что здесь не пройти, Вилен посмотрел в сторону кольца, на котором раньше разворачивались троллейбусы. Он помнил, что там тоже торчала пара кустов, может быть даже больше, но это направление всяко смотрелось лучше, чем рынок, буквально засаженный кустами.

«Чёрт, ну на хрена я вообще сюда полез?» – тоскливо подумал он, изготавливаясь к рывку. То, что было в подземном переходе, явно вернулось туда, откуда пришло, во всяком случае, угроза исчезла. Выглянув из-за ларька и не обнаружив ничего подозрительного, он со всей дури рванул вперёд. Всего полтора часа прошло с того момента, как он покинул казарму ВЮИ, а казалось, что он ползает по этому пятачку не меньше суток: дыхание сбито, мышцы ноют, пот заливает глаза, страшно болит ушибленная грудь. Но другого пути нет, теперь только вперёд. Не сдаваться же, стянув противогаз или вернувшись под выстрелы кустов…

– Подыхать здесь не желаю, – сказал Вилен сам себе со злобой. – Если уж дохнуть, то на свежем воздухе.

– Тогда вперед, – приказало внутреннее «я».

– Шизофрения – лучшее средство от одиночества, – ухмыльнулся Вилен.

Собеседник подбадривающе гаркнул:

– Хватит трепаться, вперед!

– Вперед, – согласился Вилен и рванул что было сил.

Трижды его обстреляли, но он уворачивался и нёсся дальше. Один раз парень чуть не получил шип в спину, спасло то, что споткнулся. Полетев кубарем и больно ударившись плечом, он избежал гибели. Вскочил, добежал до труб отопления и прижался к ним спиной, переводя дыхание. Если Вилен правильно помнил, то кустов дальше не наблюдалось, хотя именно здесь марево становилось плотнее, а видимость сократилась до трёх метров.

Пот заливал глаза, тонкие ручейки стекали по лицу, но бороться с ними не было никакой возможности. Собравшись с духом, Ильич выбрался из своего укрытия и пошёл вперёд. Насчёт кустов парень ошибся – всё стало намного хуже, видимо, по какой-то причине здесь было больше добычи. Вилен даже разглядел стоявший посреди дороги грузовик на спущенных шинах, вокруг которого росло не меньше десятка кустов, вот только дистанция для них была великовата.

Вскоре его прикрыл забор предприятия «Полиуретан». А ещё через десять минут Вилен покинул ядовитую зону. Последние две сотни метров он буквально летел. Дважды его обстреляли, но он просто увернулся от летящих в него шипов.

Вырвавшись из бирюзового марева, парень радостно сорвал противогаз. Мокрое лицо обдало ветерком, приятно остудив кожу. Вилен обернулся, глядя на путь, который только что прошёл. На пару километров ушло около двух часов. При нормальных обстоятельствах – двадцать минут ходьбы. Но он прошёл и остался жив, это кое-что да значило. В этом мире не надо совершать показного геройства – не перед кем хвастаться, никому ничего не надо доказывать. Тот, кто мог только бахвалиться, погибал, тот, кто просто делал дело, получал возможность прожить ещё один день. Вилен устало опустился на ступени «Горэнерго». За эти два часа он устал, как будто пахал целый день, причём пахал в прямом смысле этого слова.

Расстегнув костюм и парку, он стянул промокшую насквозь майку, по сырой спине, обдуваемой утренним ветерком, побежали мурашки, но после парилки, в которой он побывал, это было почти наслаждение.

Опасный отрезок пути остался позади, теперь нужно подняться вверх километра на полтора – и он у цели. Вот только интересно, стоила ли эта цель того? Наверное, стоила, ведь видел же он в Волоколамске следы своего командира Игната Барского? А если был Игнат, значит, мог быть и он. Вилен уже давно воспринимал этот мир как зеркальный, он слишком хорошо знал город, чтобы не замечать стоящие на центральной улице новые дома, незнакомые переулки или названия, которых раньше здесь не видел. Зеркало-то – зеркало, только вышло оно слегка искривлённым.

Чувствовать пристальный взгляд не является среди людей экстраординарным талантом, очень многие чувствуют, когда на них смотрят. Так Вилен познакомился со своей подругой, с которой расстался накануне перехода в этот мир. Она ехала в автобусе, а он стоял на светофоре и увидел её, сидящую у окна. Едва он посмотрел, как женщина тут же обернулась и грустным взглядом посмотрела на водителя дорогого джипа. Вилен подрезал автобус у следующей остановки, женщина сама вышла к нему и, просто распахнув дверь, села в машину. До самого кафе, где варили чудесный кофе, они не сказали друг другу ни слова.

Как и Галина, он умел чувствовать взгляд. Вот и сейчас, идя по улице, он ощущал, как кто-то неотрывно наблюдает за ним. Но взгляд был не злобным, а скорее заинтересованным. Слева располагалась автоприборовская поликлиника, старая, двухэтажная, с обвалившейся крышей, справа – руины малосемейки. Увидев развалины, Вилен усмехнулся. В его мире это здание должно было рухнуть уже давно. Взгляд шёл из руин. Там уцелел небольшой угол, всего несколько квартир на первых трёх этажах. Всё остальное обрушилось и теперь бесформенными обломками валялось в радиусе полусотни метров. Видимо, это произошло давно, поскольку развалины уже покрылись мхом, отдельными кустами и больше напоминали холм с резкими изломанными линиями выступов. Швейная фабрика, стоящая следом за малосемейкой, тоже перестала существовать, её обрушившиеся перекрытия и голые закопчённые стены свидетельствовали о большом пожаре. Едва Вилен миновал эти два строения, как взгляд исчез, существо, наблюдавшее за ним, потеряло к нему интерес. Был это человек или мутант, Ильич выяснять не собирался.

Пара сотен метров отделяла парня от цели – группы старых «брежневок». Даже отсюда было видно, что они доживают свои последние годы. В другой раз Вилен бы сильно подумал, стоит ли входить внутрь аварийного, как называли подобное состояние коммунальщики, дома. Но выбора нет, надо идти вперёд.

Знакомый до боли подъезд и дверь точно такая же, как и в родном мире, металлическая, покрашенная тёмно-бордовой краской. Слева – никому не нужная панель домофона. Вилен задрал голову и посмотрел на знакомые окна второго этажа. Они не были разбиты, даже балконные уцелели, хотя по ним постоянно стучал ветвями выросший здесь за последние тридцать лет тополь. Наконец он решился и, распахнув дверь, вошёл в такой знакомый подъезд. Вилен не был во Владимире три года – именно столько прошло со смерти деда в том мире. Там Ильич закрыл дверь и оставил родной город, только со счёта ежемесячно уходила небольшая сумма на оплату коммуналки. Он даже не стал её сдавать, хотя сосед предложил пару хороших вариантов. Просто накрыл простынями мебель и вышел, заперев за собой дверь. Интересно, что произошло с Виленом Ульяновым в этом мире? Ведь здесь всё могло сложиться по-другому?