Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А парни тебе нравятся? – перебил её Мартин, когда Джей начала уходить в совсем далёкие мечтания.
Она тут же спустилась на землю и больно о неё стукнулась.
– Э-э… не знаю. – Неловкая натянутая улыбка, а внутри – паника и дрожь.
Мартин улыбнулся.
– А по-моему, ты очень даже знаешь. – И притянул её к себе, прикоснулся к её губам и поцеловал.
Джей вспомнила, как давно в детстве любила открывать окна, чтобы в комнату залетело как можно больше горячего воздуха, мошек и цикад. И танцевала на ветру в буйстве занавесок и пыли, и хохотала, и радовалась этому странному ощущению – ветер и движение, прохлада и жизнь.
Но образ исчез, и она увлеклась поцелуем. Подумав, что это, наверное, и есть та самая свобода.
…Джей прибежала на крыльцо, вспомнив, что настал час уборки.
«Уборка – один из самых важных навыков для целителя. Да-да, ты не ослышалась, всё именно так. Творить ты можешь сколько угодно, а вот убираться после и поддерживать нужную атмосферу в доме – штука совершенно тяжёлая», – вспоминала она слова отца.
Она замедлила шаг и оказалась у входной двери. Приоткрыла, заглянула внутрь – никого. Аккуратно прошмыгнула в дом, закрыла дверь и тут же огляделась по сторонам: всё ли тихо и спокойно?
Обычно она не заходила в дом с такой осторожностью, но в голове то и дело всплывал строгий образ отца, который спрашивает, откуда она идёт такая радостная и весёлая (хотя он никогда так не делал).
Мартина хотелось сохранить от его вездесущего взгляда.
«А если семья Мартина уедет? Что будешь делать?»
Эту мысль Джей старательно задвигала в самые дальние уголки памяти. И теперь задвинула тоже.
Но голос не сдавался. Конечно, он никогда не сдавался.
Она тяжело вздохнула, как будто пытаясь этим вздохом прогнать голос, который и прогонять-то было неоткуда, и направилась по лестнице вверх. Каждый скрип половицы, каждый её шаг – ещё одно обидное слово внутри её головы.
«Мартин уедет».
Не уедет.
«Они все рано или поздно уедут».
Да с чего ты это взял?
«Мир не стоит на месте. Города развиваются и возьмут над деревнями верх. И тогда ты горько пожалеешь о том, что вообще связалась с Мартином».
Но даже если… Даже если это так.
Джей легонько улыбнулась, почти ощущая губы Мартина на своих губах. Она уж точно никогда об этом не пожалеет.
Джей сжала кулаки, пытаясь удержать это ощущение на себе – губы и улыбка Мартина, его нежные руки и её смущение. От которого хочется и исчезнуть, и застрять здесь, с ним, на долгие часы и минуты.
И Мартин ведь не единственный. У неё была Лина. Она ненадолго пропала, но их связь, их обещания друг другу – они ведь будут длиться вечно.
И, глубоко выдохнув, Джей потопала по лестнице на второй этаж, в мастерскую сестры.
– Лина? Ты как? – спросила она тихо и неловко, выглядывая из полуоткрытой двери.
Комната была пуста.
– Ты здесь?
Джей открыла дверь пошире и наконец увидела – за красным шкафом, который теперь почему-то стоял у двери и закрывал кровать – лежавшую в постели Лину.
– Ты спишь?
Она подошла к сестре и осмотрела комнату. Ничего в ней не вызывало подозрений, кроме шкафа, но всё-таки Джей это не нравилось. Что-то… Что-то напоминавшее ей пресловутый лес.
Запах. Едва уловимый, но даже от слабых его оттенков начинало мутить.
У Джей закружилась голова, и она бросилась к окну, с трудом открыв створки. В комнату подул свежий ветер, и она с облегчением выдохнула.
– Ты как здесь вообще находишься…
– Джей… не надо… – простонала Лина, и Джей тут же подсела к ней.
– Ты чего? Здесь воняло ужасно.
– Ты… Ты всё испортишь…
Непонятный запах, закрытое окно, слабый голос сестры.
До Джей начало доходить, и она вздрогнула, крепко сжав руку Лины. И тут же отпряла, почувствовав слизь на своей коже: её руки были вымазаны чем-то неприятно липким.
– Ты заболела? Мне никто об этом не сказал… Мне закрыть окно?
– За… за… закрой…
В два мгновения Джей встала, подбежала к окну и плотно его закрыла. Тот странный запах ещё улавливался, но слабо-слабо, и Джей не представляла, как он вообще мог кого-либо вылечить.
А потом представила.
– Тебя лечат лесными гадостями, да?
– Джей… всё очень сложно…
Лина не шевелилась.
Джей осмотрела всю комнату, и чем больше она смотрела, тем больше наполнялась решительной холодной злостью.
Эту злость ей было некуда направить – ни она, ни Лина не были виноваты в том, что произошло. А она видела, что на каждой полочке каждого шкафа были разложены неизвестные ей травы, пучки цветов и шишки.
В последний раз она заходила к Лине в мастерскую ровно неделю назад. С тех пор ей ничего не было нужно – и всю эту неделю она вполне могла лежать и болеть, пока Джей, покорно слушаясь отца, занималась своими делами и не лезла в чужие.
А сестра лежала и страдала.
Лина застонала, и лицо её приобрело зеленоватый оттенок. Она сжала кулаки, покрытые слизью, от которой тоже отдавало зеленью.
И до Джей дошло: даже воздух в этой комнате казался зелёным!
– Меня сейчас стошнит, – пробормотала она и зашагала на выход из комнаты.
Она решила просто выйти ненадолго и подумать, как помочь сестре. Но не успела: в комнату зашёл отец.
Джей скорее почувствовала, чем увидела его присутствие в комнате: громкие неторопливые шаги, запах ели и дыма. Смуглые руки, которыми он размахивал при ходьбе. И наконец лицо, искажённое удивлением и, кажется, лёгким страхом.
Он кинул быстрый взгляд на Джей, прошёл в глубь комнаты и осмотрел Лину, а затем снова подошёл к младшей дочери.
– Ты что здесь делаешь? – спросил он строго, но без злости. Обычная его манера.
Джей сглотнула, предчувствуя тяжёлый разговор. Она покосилась на Лину – бессильную и беззащитную, – и эта картина придала ей сил.
– Это моя сестра!
– И что?
– Я… – «Действительно, и что с того, ведь тебя здесь даже семьёй не считают». – Я имею право знать, что с ней. Она болеет, а ты мне даже не сказал!
– Вот уж не думал, что вы стали лучшими подругами, – пробормотал отец и взял Джей за руку. – Солнышко, ты же знаешь, какие сейчас трудные времена…
Злость в ней нарастала: этими «трудными временами» она была сыта по горло. Отцовские оправдания – одни и те же слова, прикосновения, этот «успокаивающий» тон, с которым он к ней обращался, только когда она бунтовала, – становились малыми камешками, которые и формировали эту злость. Скоро она станет больше её сердца – и души.
– На тебе очень много ответственности. Я вижу, как ты устаёшь, как валишься с ног после каждой уборки. Я просто не мог позволить тебе нервничать и переживать за сестру, хотя я-то знаю, что всё совершенно безопасно и под контролем…
– В смысле безопасно? Ты видишь вообще, как она лежит?! – Джей сверлила отца взглядом: его глаза, лоб, уши, шея… всё её раздражало. Всё становилось потенциальной мишенью. Если бы из её глаз мог литься отравляющий отвар – она давно бы его сотворила.
Только для него.
Джей вырвала у него свою руку.
– Через пару дней она поправится. Наше лечение работает.
– Что это вообще за запах? Откуда у неё на руках слизь? Мы таким раньше не занимались!
«Откуда ты знаешь, чем ОНИ занимались раньше?»
– Ну ты же… Ты ведь не принимала такого активного участия в нашей работе. Ты могла это пропустить. – Отец подмигнул ей и вновь попытался схватить за руку, но Джей вырвалась и в этот раз.
Она ненавидела, когда голос в её голове совпадал со словами отца. Словно жизнь и судьба насмехались над ней. В такие моменты она чувствовала себя самым беспомощным, самым бесполезным существом в мире: был отец, была мать, великая целительница, была Лина… и была она.
Джей, просто Джей. Которая «не принимала такого активного участия в нашей работе».
«В их работе».
– Пожалуйста, давай не будем нервировать твою сестру. Выйдем, подышим свежим воздухом и всё обсудим.
– Я её не оставлю.
– А чем ты ей поможешь? Джей, ну правда – чем?
Отец смотрел на неё самым невинным взглядом на свете.
«Буду охранять её от тебя. Ты же не считаешь меня дурочкой? Не думаешь, что я всерьёз поверю, что она