что мама меня безумно любила. И я знаю, что она до сих пор оберегает меня. Каждый день. Её любовь не умерла.

А у моего любимого этого не было.

Но ничто не помешает мне дать ему столько любви, чтобы закрыть все те зияющие дыры. А ещё я обязательно рожу ему девочку. И назову её Любовью.

Я не услышала, но почувствовала, что Глеб вернулся. Замерла с фотографией, боясь, что парень разозлится за то, что я полезла не в своё дело.

Но мой Глеб подошёл со спины, обвил руками талию, положил подбородок на макушку.

— Я сейчас понял, что не могу отсюда уйти, потому что всё ещё кажется, что оставлю её здесь. Мне иногда кажется, что я слышу её плач. Или угуканье. Или смех. Когда совсем накрывает, мерещится, что она в кроватке сидит, пальцами обхватив перила и смотрит, улыбаясь беззубо.

— Ты просто чувствуешь себя виноватым… Но твоей вины нет. Нет, понимаешь? Ты не можешь быть виноватым в том, что не смог накормить ребёнка. Ты сам был ребёнком. Виноваты взрослые, которые не увидели, что дитя находится на грани смерти. Глеб, ты не можешь винить себя всю жизнь. Особенно за то, в чём нет ни грамма твоей вины.

Руки на талии сжались до боли. Я только накрыла одной ладонью его пальцы, а другой продолжила держать фотографию.

— Я вижу чудесного, невероятно нежного, заботливого, трудолюбивого и честного парня, который не стал повторять путь своих родителей. Если малютка наблюдает за тобой, то я знаю, она гордится тобой. И любит. И знаю, что она благодарна за ту любовь, которую ты ей дарил, пока она жила.

— Ты даже представить не можешь, как сильно я люблю тебя, Золушка.

— У нас будет много дней и часов, чтобы я прочувствовала это.

— Поехали?

— Да.

Я смогла развернуться и посмотреть в любимые глаза. Пальчиком стёрла слезу со щеки Глебушки.

— Не отвращает? — криво и натянуто улыбнулся.

— Что меня должно отвращать, любимый? То, что мой любимый человек по вине взрослых в столь маленьком возрасте пережил настолько страшную травму, которая оставила след на всю жизнь? Или то, что ты способен испытывать боль и эмоции?

— Мужики не плачут.

— Придумали это идиоты. Они не плачут из-за сломанного ногтя или испорченного дня, ссоры с подругой и перепадов настроения. Но любой человек, независимо от пола и возраста, плачет, когда переживает потерю. Я ценю то, что ты мне доверился. Доверился настолько, что поделился.

Парень кивнул.

— Сегодня день стекла и боли?

— Но мы с тобой стекло превратим в пыль и оставим позади? — я через боль улыбнулась.

— И развеем прах над морем?

— Именно, — я обхватила голову Глеба руками, склонила так, чтобы поцеловать лоб.

Запихнув платье и фату в пакет и взявшись за руки, покинули квартиру. Я вздрагивала от каждого ругательства, которое летело в спину, а Глеб, казалось, их не слышал.

Усадил меня на переднее сиденье машины, закинул пакет на заднее и сел рядом. Я тут же скинула туфли, забралась с ногами на сиденье, прижалась щекой к обивке.

— Тут так вкусно пахнет тобой, — улыбнулась я.

— Я часто ночую здесь, когда совсем не хочется идти домой, а в мастерской ночевать неловко.

— Давно купил машину?

— В восемнадцать лет. Копил очень долго. Она не новая, перекупил у мужика одного. Нашего постоянного клиента. Он состоятельный, тачки меняет каждые два года. Продал мне, почти даром отдал.

— Ты умничка, Глебушка. Я горжусь тобой.

— Чем, Золушка? — ухмыльнулся криво.

— Ты оплачиваешь свою учёбу, содержишь себя и родителей, у тебя есть машины и постоянная работа. Я даже не представляю, как ты всё успеваешь. Я учиться устаю, а ты… Я видимо слишком ленивая и разнеженная.

Глеб пожал плечами.

— Зачем тебе работать, если есть возможность всё время посвящать учёбе? У меня просто выхода нет. Не будет денег, не будет универа. Не получу высшее образование, не попаду на стажировку в фирму отца Сани. Ты Саню видела, парень с короткой стрижкой.

— Лысый?

— С короткой стрижкой, — твёрдо поправил любимый. — У него алопеция.

— Ой, прости. Я не знала.

— Никто не знает, но его часто называют лысым. Его это… очень цепляет.

— Думаю, он укладывает обидчиков одной левой, — хмыкнула я.

— О да. Санёк себя в обиду не даёт.

— У тебя очень хорошие друзья, Глебушка, — я зажмурилась, когда любимый поймал мою ладошку и переплёл наши пальцы вместе.

— Я знаю. Я считаю их всех своей семьёй. Особенно Игната и Снежану. И Тоху.

— Антон очень хороший.

— Да, — любимый улыбнулся и головой покачала.

— А Снежана невероятная девушка. Такая красивая, что дух захватывает. Она чем-то на Белоснежку похожа.

— Именно так я её всегда и называл, — я почувствовала укол ревности, когда парень нежно улыбнулся. — Она пришла в мастерскую, когда Люба уже умерла.

— Ты перенёс всю свою любовь к сестре на Снежану? — догадалась я.

— Да. Так вышло. Я никогда не мог воспринимать её как-то иначе.

— Но я похожа на неё внешне. Рост, цвет волос, фигура, черты лица.

— Возможно, — после долгой паузы кивнул парень.

— Снежана говорила мне про чашку, которую ты никому не даёшь. Кто её тебе подарил?

— Дедушка Игната. Дед Рома, — в голосе любимого услышала боль. — Он вырастил нас всех в той самой мастерской, где мы работаем.

— У всех были такие проблемные семьи?

— Нет, — Глеб пожал плечами. — Самая х**вая семья у меня. Игната воспитывала мать и дед Рома. Недавно его мать и отец помирились, у Игната родилась сестра. У Снежинки очень хорошие предки. Она в мастерскую пришла только из-за Игната.

— Давно?

— Во втором классе перевелась в нашу школу, увидела Царя и влюбилась.

— И все эти годы любит? — у меня дыхание спёрло.

— Это у них взаимно всегда было, — Глеб улыбнулся нежно и с любовью.

Я шмыгнула носом и сморгнула слёзы. Видела, насколько сильно он любит своих друзей.

— У Тохи только мать зависима была. Начала принимать, когда отец Антона погиб на войне. Три месяца назад умерла от передозировки.

— Ужас какой, — я зажала рот ладонью.

— Тоха ещё сестру воспитывает один. Уже не один,