– А что вы так разволновались, госпожа Коваль? Я что – обвинил вас в чем-то? Я высказал предположение, опровергните, если можете, а орать на меня не надо, на телохранителя своего орать будете! – Прокурор встал и пошел к двери, посоветовав на прощание: – Так подумайте, стоит ли продолжать! Поправляйтесь, Марина Викторовна!

Когда за ним закрылась дверь, Коваль запустила принесенными им розами в стену и заплакала от злости – что-то подсказало ей, что неспроста он завел разговор о Егоре и его гибели, уж очень знакомый текст, Марина уже слышала его однажды. Все, хватит лежать – пора действовать!

– Хохол! – заорала она, вытирая слезы, и, когда он вошел, приказала: – Собирайся! Мы едем домой, я выписалась!

Надо было видеть удивление охраны, когда хозяйка возникла в коридоре, одетая в халат и кожаную куртку Хохла, годившуюся ей в качестве пальто.

– Марина Викторовна, вы куда? – растерянно произнес Данила, и она заорала так, что он пожалел, что задал вопрос:

– Домой! Хватит, полечилась!

Хохол попытался взять ее на руки, но все тело у Марины болело, она скорчила недовольную мину и пошла сама. За ней по коридору несся заведующий отделением, он же – лечащий врач:

– Что за самоуправство, Марина Викторовна? Куда вы направляетесь, хотел бы я знать?

– Меньше знаешь – никому не должен! – нахамила Коваль. – Спасибо за лечение, док!

– Но у вас гипс…

– Что – вернуть?

– Я не о том, вам нужно рентген делать, смотреть, как пальцы срастаются…

– Это я решу сама. Еще что-то? – Марина начала терять терпение – беседа ее напрягала.

– Вы серьезно собираетесь уйти?

– Похоже, что я пошутила? У меня нет времени лежать здесь, доктор, и поверьте – так будет лучше и мне, и вам! – С этими словами Коваль наконец покинула ненавистное место, села в подогнанный джип и отбыла в свои владения в элитном поселке «Парадиз».

Хохол всю дорогу ругал ее за уход из больницы, и Марина не вынесла – рявкнула, чтоб заткнулся и думать не мешал. Обиженный Женька отвернулся и закурил, велев Юрке уменьшить громкость музыки. Коваль замерзла, но почти не обращала на этот дискомфорт внимания, погрузившись в тягостные раздумья и проклиная в душе Розана, уговорившего ее ввязаться в публичные разборки с ментами. Кто кого прижмет теперь – еще не факт, что она, а не ее… – Машину менять надо, – буркнул вдруг Хохол. – Теперь тебя тормозить будут на каждом шагу, зуб даю!

– Толку-то? У меня номера – таких не бывает!

– Давай другие возьмем.

– Не могу, Женя, ты ж понимаешь – имидж!

– Что ты заладила – «имидж, имидж»! – взорвался он. – Голова полетит скоро, а она все про понты свои печалится! Поездишь с неприметными, не треснет ничего!

– Так, успокойся! Это не тот вопрос, чтобы так изводиться. Прекрасно знаешь, что даже смена машины и номеров не решит моих проблем, все равно копать будут. Теперь сами все смотрите – мы под колпаком, и вас, мои дорогие мальчики, тоже прижмут – так что головой думайте. Женя, со стволами проблем у нас нет, я надеюсь? Или Розану поручить? – постукивая по колену правой рукой, спросила Марина.

– Все в порядке, не переживай.

– Ты знаешь, зачем прокурор приходил? – спросила она уже дома, сидя в каминной с чашкой чая в руках и положив ноги на решетку камина, где горел огонь.

– Откуда? Ты не сказала, – отозвался Хохол, все еще злившийся за то, что осекла его при пацанах.

– Он мне намекнул, что догадывается, что это я Егора хлопнула, прикинь? Чуешь, откуда ветер подул? Подозреваю, что и на стройках проблемы не сами по себе возникли, а решил Никитушка Чернов отомстить мне за то, что от кормушки его отлучила. Дай сигарету – тянуться больно, – попросила Марина, протянув руку к пачке, лежащей на каминной полке. – Так вот, – продолжила она, когда Хохол подал прикуренную сигарету, – думаю, что он и поделился с прокурором информацией, вернее, подозрениями – ведь мы-то с тобой знаем, как все было на самом деле. И я никакого отношения не имею к этому, а Егор вообще жив-здоров. Давай придумаем что-нибудь!

– Что? – откликнулся Женька. – Ты ведь знаешь – я только завалить могу, а понты эти все и подставы – это уж по твоей части, тут тебе нет равных!

– Предлагаешь мне обрядиться в виниловый костюмчик из секс-шопа и наведаться в гости к Чернову? Так пока не выйдет – я в корсете и с гипсом на руке! – захохотала Коваль, скривившись от боли в поломанных ребрах. – Ох, елки-палки, даже смеяться больно!

– Ребра долго болят, пока срастаются, по себе знаю – мне их раз пять на зоне ломали. – Хохол подбросил в камин еще одно березовое полено, помешал угли кочергой. – Нет, это лишнее, конечно, но наказать его надо так, чтобы долго помнил, падла, на кого попер. Но, если честно, думаю, свалить тебе надо пока.

– Куда?

– А то не знаешь!

– Женька, я не могу, у меня и здесь дел полно…

– Не рухнут дела твои за пару-тройку месяцев, пока все не уляжется! – решительно заявил он. – Дай мне трубку, я Малышу позвоню!

Марина показала ему неприличный жест, означавший категорический отказ, и допила чай, вынув из кружки дольку лимона и сунув ее в рот. Хохол набычился, и по блеску в глазах она догадалась, что телефон придется прятать, иначе Женька вправду позвонит.

– Давай закончим этот разговор, я устала и хочу спать.

Оказалось, что лежать на водяном матрасе невозможно – он перекатывался под телом, причиняя невыносимую боль.

– Елки, жертва цивилизации – даже матраса жесткого в доме нет! – Охая, Марина спустилась к Хохлу и попросила: – Поменяемся? Не могу на мягком, болит все…

– А со мной не хочешь, что ли? – усмехнулся разбуженный Женька, осторожно притягивая ее к себе.

Она кое-как улеглась к нему под бок и предупредила:

– Буду всю ночь стонать и охать, как привидение!

– Напугала! Знаешь, что такое барак на сто пятьдесят человек? А камера на шестерых, куда двадцать засунуто? Уж тебя одну выдержу как-нибудь, – стараясь не задевать ее, ответил Женька и отодвинулся на самый край кровати, чтобы дать побольше места. – Нормально? Не мешаю?

– Обалдеть! Как ты можешь мне помешать, интересно?

– Тебе же больно будет, если ночью прижму.

– А ты осторожно, – прошептала Марина, с трудом поворачиваясь к нему лицом и касаясь губами груди.

– Ты больна, нельзя тебе.

– Так сказал, как будто у меня что-то заразное!

– Да ты сама зараза, Коваль! Что ты все время меня подначиваешь? Проверяешь, что ли? – возмутился Хохол.

– Зачем проверять то, что уже сто раз проверено? Ты все обо мне знаешь, Хохол. Даже много лишнего. И это плохо – всегда есть опасность, что на тебя надавят и ты не выдержишь… помолчи! – закрыла она рукой его рот, видя, что он собирается возразить что-то. – Гордеенко сказал мне там, в управе, что закроет тебя и пригрозит засунуть меня в камеру к насильникам, и ты сам все выложишь, все, что знаешь и не знаешь, лишь бы меня отпустили. И он ведь прав, Женька, – ты бы так и сделал. И не потому, что вреда мне хотел бы, а как раз наоборот – чтобы избавить от мучений.