возможных, потенциальных претендентов на должность он не собирался, но и убивать их сейчас, следом за папашей было неразумно.

— Подождем, — недовольно выдал он, — сначала похороним этого, — ткнул он брезгливо в тело с распахнутыми мутными глазами и струйкой слюны, так и вытекавшей из раскрытого рта, — а потом, устроим аварию магомобиля. Главное позаботиться, чтобы и мамаша их там была, а потом столкнуть куда-нибудь с дороги, якобы несчастный случай произошел, а мы тут и вовсе не причем.

Мережский кивнул понимающе.

— Понял, Ваша Светлость. Озабочусь! Еще, какие распоряжения на сегодня будут? — спросил он предано глядя на новое начальство, — что с заданием прежнего главы? Оставить в покое Иворовых или стоить натравить на девку Митрофана? Он вроде отошел от осеннего обострения и вполне сможет с помощью дара очаровать ее.

Захар, теперь уже Леонидович, фыркнул и оскалился, предвкушая забаву.

— Нет, Митрофанушка пусть так и сидит в усадьбе, да девок деревенских портит — если они остались там еще нетронутые, конечно, — хмыкнул насмешливо, — а барышней Иворовой я сам займусь. Найди мне лучше пару тройку не слишком отягощённых совестью людей и пусть они аккуратно вырубят мне эту девку, да в домик лесничего доставят. После того как я ее попользую, у этой "главы" другого выхода, кроме как младшей женой или наложницей пойти не будет. Кому она нужна будет порченая?

Мережский, забыв о субординации, засмеялся довольно.

— И получится, что эта Вольская, по другому контракту, но опять к нам же и вернется? — спросил он с предвкушением.

Захар Леонидович бросил острый взгляд на подчиненного, прекратив веселье одним видом, и пожал плечами равнодушно, — мне до той девки дела вовсе нет, — сказал равнодушно, — если хочешь, можешь себе опять забрать, в награду за заслуги, так сказать.

Мережский тут же стал серьезным и, неискренне поблагодарив благодетеля — денежное-то вознаграждение как-бы приятнее было, чем пользованная баба, откланялся, спеша за лекарем, что должен констатировать удобную для нового главы клана смерть. Захар Леонидович же проводил его напряженным взглядом и, решив, что как только закончится история с наследниками, тут же избавится от соучастника и свидетеля в одном лице, ухмыльнулся.

Бросив последний, победный взгляд на скрюченного, мертвого отца, молодой Морозов с некой злой радостью пнул тело и вышел вон из комнаты, а минуту спустя, из-за тяжелой портьеры, почти без сил, трясясь от страха и возбуждения, выбрался абсолютно седой, коренастый мужчина лет шестидесяти.

Яков Бобров, личный слуга Леонида Григорьевича, первым делом огляделся, воровато прислушиваясь, а потом бросился к бывшему хозяину и прижал руку к шее, где должен биться пульс. Замер почти на долгую минуту, но быстро отшатнулся в панике. Смерть бывшего хозяина была неоспорима как восход светила утром.

— Единый, прими душу сына твоего…, - забормотал мужчина, продолжая стоять на коленях, но все так же прислушиваясь к редкому шуму в доме.

Что делать дальше он не знал. Планы нового Главы пугали его, а еще жалко было двоих мальчишек семи и девяти лет, которым готовилась такая страшная участь.

Закончив короткую молитву и выйдя тихо из зала, Бобров задумался. Идти к молодой жене бывшего Главы рода, Зинаиде Всеволодовне, было глупостью абсолютной. Зная ее и так понятно, что она закатит истерику и не только не спасет сыновей, но и его самого под удар поставит. А еще, будучи эгоистичной красавицей с черствым сердцем, не смотря на двойные роды, она вполне может выторговать свою сытую жизнь в гареме, заплатив существованием никому не нужных теперь мальчишек.

Бобров рассеяно устроился на приступок в узкой нише стены и задумался. Выход был только один — бежать и прихватить с собой сыновей бывшего хозяина.

Тут же возникли мысли к кому можно обратиться, но все их мужчина отметал недовольно. Сдадут, как есть сдадут, чтобы с новым главой клана не ссориться.

Некоторое время Яков еще сидел, раздумывая, а потом чуть не подпрыгнул от простоты решения. Иворова! Та девчонка, что новый Морозов насильно собирается ввести в род. Разве не приютит она двух безобидных мальчишек, если он расскажет о планах на нее?

Приободрившись, Бобров аккуратно выбрался из ниши. На первом этаже раздавались голоса — видимо Мережский привел продажного лекаря и теперь ведет его в зал. Решив не тянуть время и собрать вещи и все имеющее хоть малейшую ценность для подопечных, мужчина огляделся, снова прислушался и, не обнаружив никого рядом, скользнул в темный переход для слуг.

34. Интерлюдия. Воронцовские

Никола Андреевич, в своих неизменных попугайских колютах и ярком камзоле, нещадно таскал визжащую Лилю за волосы, не забывая отвешивать звонкие оплеухи.

— Дура! Сучка безмозглая! — шипел он злобно, — простейшее задание же дал — втереться в доверие Надьки и подставить ее! Что может быть проще? Ты и тут не справилась, идиотка бесполезная.

Лиля извивалась как уж, выла стоя на коленях и кидала молящие взгляды на бывшего опекуна и присутствующую здесь Марью Варфоломеевну.

Тетке же, эти страдания, ужимки и телодвижения, провинившейся по ее мнению девчонки, были безразличны. Она с любопытством наблюдала за экзекуцией, игнорируя мольбы и слезы, и при этом злорадно, чуть снисходительно улыбалась.

Наконец, выдохнувшийся Васильчиков отпустил девчонку, брезгливо оттолкнув ее от себя.

— Дура, ну, как есть тупая дура, — сказал он зло и в сердцах сплюнул прямо на персиковый ковер ручной работы.

Марья Варфоломеевна нахмурилась, краснея от злости, и одарила супружника недобрым взглядом.

— Люська! Люська, а ну иди сюда шельма подзаборная, — заорала она неожиданно зычным голосом.

За дверью что-то брякнуло, послышались быстрые торопливые шаги и в кабинет влетела высокая дебелая давка с растрёпанной косой и безразмерном балахоне противного, серо-выгоревшего цвета.

Марья Варфоломеевна подбоченилась.

— Люська, стерва, да где тебя носит, никчемучку негодную? А ну неси тряпку и убери тут немедленно, — приказала она злобно.

Люсинда, бывшая горничная, но после того как Марья Варфоломеевна застукала ее с мужем в холодной комнате, переведенная во двор и выполняющая самые грязные и тяжелые работы, шмыгнула красным, простывшим носом, быстро поклонилась и бросилась выполнять задание.

Женщина же обернулась к мужу.

— Не смей больше в моем доме плевать, — рыкнула она недовольно.

Никола Андреевич скривился, хотел напомнить, что дом это в первую очередь его, как мужчины и главы рода, но… не решился.

За дверью вновь послышались шаги, но теперь уже не торопливые, как у прислуги, а скорее вальяжные и ленивые. Так может ходить уверенный в себе хищник, ну или хозяин дома и положения, естественно. А если хозяин уже здесь?

Участники драмы, тут же замерли настороженно.

— Тааак! И что