ни было, хозяйка теперь я, — сказала она минуту спустя, — так, что выбор у тебя Савелий Анисимович небольшой — либо ты смиряешься с сим фактом, либо ищешь другую работу. Решать только тебе, я держать насильно никого не буду.

Управляющий сдулся сделав недовольное, растерянное лицо и посмотрел на девушку устало.

— Менять все будете? — спросил таким голосом, словно любимую бабушку хоронить собрался.

Надежда, у которой настроение вдруг, ни с того ни с сего поднялось, приподняла уголки губ в язвительной улыбке и хмыкнула неприлично.

— Все менять будем, — кивнула уверенно, — а потому, проведи ка мне господин управляющий экскурсию. Хочу своими глазами посмотреть, чем вы тут занимаетесь.

Спор на швейной фабрике вышел не менее громкий и жаркий чем на мебельном заводике.

— Да как можно-то? Мы что же, от Бажена зависеть теперь будем? Подстраиваться под него? — возмущался управляющий.

Надежда вздыхала раздраженно, но закаленная на предыдущем предприятии, повторяла свою позицию со спокойствием буддийского монаха на медитации.

— Все верно. Образцы тканей, как и заказы, вам будут присылать, но это не значит, что вы только ими и будете заниматься. Я предлагаю перейти только на домашний текстиль и разделить продукцию на элитную из дорогих материалов с магической составляющей, условно дорогую для среднего класса и более дешёвую, доступную для небогатых людей. Чулки, сорочки и нижнее белье мы возможно тоже шить будем, но много позже, когда имя на рынке сделаем. Сейчас же распыляться нам вовсе нельзя.

Надежда выдохнула, требовательно посмотрела на задумавшегося управляющего и на очередной вопрос закивала устало.

— Да! Те кружева, что вы для ночных сорочек закупили, тоже пригодятся, — как мантру повторяла девушка, — нет, грубую шерсть мы тоже в дело пустим, и наматрасники нам действительно нестандартные понадобятся.

Через два часа разговоров с дотошным управляющим и его помощниками, Надежда не выдержала.

— В общем, принцип будущего развития и направления в производстве вы поняли, а как сбывать товар — это уже моя забота, — рявкнула она напоследок. — Все, хватит на сегодня разговоров. Потрудитесь выделить группу швей, что будут простые вещи шить, — почти приказала она, устав от споров, — а также тех, кто особо выделяется в мастерстве — им я особое задание выдавать буду, ну и заодно посмотрим, что они сами улучшить захотят.

Домой Надежда ехала выжатая как лимон, но тут активировался молчавший и не вмешивающийся в дела девушки, Петр Васильевич.

— Надюш, ты с Никитой Лексеичем поговорить хотела, — виновато напомнил он глядя в усталое лицо девушки, — в общем, прости, но я не знал, что ты так замотаешься и на сегодня договорился.

Апатию, а вместе с тем и усталость, с Надежды как рукой сняло.

— Это который стекольщик? Тот, что бутылки красивые делает? — уточнила она заинтересовано, — чего же ты молчал? — дернула головой неодобрительно, — вези, конечно, успею я еще отдохнуть.

Изначально встреча началась… никак.

Никита Лексеич оказался крепким, загорелым мужчиной лет за шестьдесят и абсолютно черными, без грамма седины волосами, забранными в хвост у основания шеи.

Смотрел он, как и его пятнадцатилетний внук, настороженно и недобро.

— С Константином Валентиновичем у нас договор был, — выдал он грубовато, — а вас, барышня, я вообще первый раз вижу.

Пришлось Надежде засунуть свою гордость подальше и договариваться с нелюдимым мужчиной.

В какой-то момент, ей даже показалось, что не получится ничего, но тут мужчину удивил рисунок девушки.

— Интересная ваза! Изломанные линии смотрятся необычно. Интересно, а если ее из цветного стекла, а не из глины сделать? — пробормотал он задумчиво.

Оказалось, что Надежда сама того не замечая, рассеяно водила карандашом по бумаге, что приготовила для пометок и пунктов условий договора, в надежде, что тот будет заключён. Вот и пригодилось.

Почувствовав, что мужчина заинтересовался, Надежда воспаряла духом и улыбнулась открыто.

— Да, я знаю, что для отца вы выполняли необычные бутылки для дорогих напитков и, мне показалось, что именно мастерам такого высокого уровня как вы, можно поручить изготовить красивые и неординарные вещи.

Девушка помолчала мгновение, но, не дождавшись отзыва, взяла в руки карандаш и начала делать наброски уже осознанно.

— Вот смотрите, в вашей фантазии я не сомневаюсь, но и у меня идей много, — улыбнулась азартно, — например, если вы сможете изготовить необычный графин с пробкой в виде головы дракона и несколько рюмок в том же стиле, то покупатели точно заинтересуются ими.

Ещё несколько минут, не вдаваясь в подробности, Надежда четкими линиями нарисовала тонкую, с узким, длинным горлышком вазу под один или максимум три цветка. Потом, подумав, очень пузатую, но с искривленным боком, на который пририсовала пару цветков, потом круглый сосуд похожий на маленький аквариум, который собиралась заполнить цветными стеклянными или речными камешками. Напоследок добавила блюдо в виде раковины, цветка, и сахарницу в виде яблока.

Вещи, которые были обычными в ее мире, заинтересовали собеседников не на шутку. Жадно разглядывая наброски и переглядываясь с внуком, Никита Лексеич словно подобрел на глазах.

— Ну, так, что же вы хотите от нас, барышня? — спросил он, наконец, огладив выбритый подбородок и внимательно следя за лениво двигающимся карандашом девушки.

Оказалось, что маленькая мастерская мужчины хоть и была при винном заводе Иворовых, но принадлежала не клану, а конкретно Никите Лексеичу Броку.

— Не договорились мы с Ерофеем Левиным, — признался он не охотно, — договоренности новый хозяин не захотел соблюсти, вот и съехали оттуда, как только батюшка ваш, Константин Валентинович преставился. Сами мы по себе теперь. Бутылки и мелочь красивую делаем, продаем — тем и живем помаленьку.

Надежда хоть и удержала бесстрастность на лице, но сама чуть не запрыгала от предвкушения.

— Не хотите на тех же условиях, что при батюшке, ко мне пойти? — спросила нейтрально, — работы правда много будет и заказов, но вы же мужчины не простые, справитесь, я думаю?

32. Интерлюдия. Царский дворец

Москва. Кремль. Личные покои Государя.

Не прибранный, и еще несколько сонный, Николай Васильевич вышел из комнаты для умываний и небрежно откинул влажное полотенце в сторону.

— Ну, что Левушка, тебе не спится-то, что ты с самого раннего утра ко мне в покои ломишься? — беззлобно буркнул он, заметив грузного, чуть седого на висках, но еще довольно моложавого на вид посетителя, ожидавшего его в кресле, — ну, что нового в Москве происходит? Чем порадуешь? Рассказывай, раз пришел, — хмыкнул он насмешливо.

Лев Борисович Лесников, подпрыгнувший в тот же момент, как царь вошел в покои, довольно ловко, для такого крупного тела, склонился в уважительном поклоне, но тут же выпрямился и вытянулся, словно по стойке смирно.

Озабоченно нахмуренное лицо его тут