конце восьмидесятых на своей серии роликов о «Джо Исузу», где скользкий продажник, похожий на Сатану, нес всякий бред о том, что салон автомобиля «Исузу» обит натуральной кожей лам и что заправлять его можно водой из-под крана. Хотя в ролике почти ничего не говорилось о том, почему собственно «Исузу» хорошие машины, продажи и награды все равно не заставили себя ждать. Ролики преуспели, потому что были пародиями на рекламу со скользкими и похожими на Сатану продажниками. Они предлагали зрителю порадоваться за рекламу «Исузу», потому что она ироничная, и порадоваться за себя, потому что понял шутку, и порадоваться за Isuzu Inc. потому, что они достаточно «бесстрашные» и «непочтительные», чтобы признать, что реклама автомобилей нелепа и что Аудитория тупа, если верит такой рекламе. Реклама убеждает одинокого зрителя, что покупка «Исузу» будет вроде как антирекламным жестом. Реклама успешно ассоциирует покупку «Исузу» с бесстрашием, непочтительностью и способностью распознавать обман. В наши дни рекламные ролики, высмеивающие традиционную рекламу, можно увидеть буквально везде, от седелмайеровских «Федерал экспресс» и «Вендис» с их сушеными, ускоренными, бурлескными персонажами до стильных монтажных склеек коммерческих представителей и старых кэмповых клипов из «Бивера» и «Мистера Эда» в роликах «Доритос».

Плюс можно видеть, как эту тактику глумиться над претенциозностью старорекламных добродетелей авторитета и искренности – тем самым 1) защищая глумящегося от глумления и 2) давая возможность понимающему глумление возвыситься над массами, которые до сих пор ведутся на устаревшую претенциозность, – применяют с серьезной пользой во многих телепередачах, куда эти ролики вставляют. Вот уже много лет передача за передачей сами указывают на то, что они «ни о чем», фестиваль визуальных и постмодернистских аллюзий и настроений, или – даже более частый случай – что в основе телешоу лежит неравный бой между бесполезным представителем власти и его не по годам развитыми детьми, саркастичной супругой или язвительными коллегами. Сравните, как изображали представителей власти в телесериалах доироничного периода – Эрскина из «ФБР», Кирка из «Стартрека», Уорда из «Предоставьте это Биверу», Ширли из «Семейки Партридж», Макгаррета из «Гавайев 5.0», – с изображением Эла Банди в «Женаты… с детьми», мистера Оуэнса в «Мистере Бельведере», Гомера в «Симпсонах», Дэниелса и Хантера в «Блюзе Хилл-стрит», Джейсона Сивера в «Проблемах роста», доктора Крейга в «Сент-Элсвере».

Конкретно современные ситкомы почти целиком зависят от юмора и тона, заданных сериалом «МЭШ», когда остроумные бунтари в пух и прах разносят какого-нибудь нелепого представителя лицемерных и устаревших ценностей[127]. В «Радио Цинциннати» Хокай разносил Фрэнка и позже Чарльза, и точно так же Дженнифер разносила Хёрба, а Джей Фивер – Карлсона, в «Семейных узах» Алекс разносил мистера Китона; все машинописное бюро разносило начальника в «С девяти до пяти», вся семья разносила Сивера в «Проблемах роста», и абсолютно все кому не лень разносили Банди в «Женаты…» (главная ситком-пародия на все ситкомы). Фактически единственные авторитетные фигуры, которым удалось сохранить немного зрительского доверия в сериалах после 1980-х (не считая Фурилло из «Хилл-стрит» и Уэстфала из «Элсвера», которые окружены настолько беспросветными нищетой и стрессом, что одна только работа день за днем превращает их в героев), – это носители ценностей, способные проявить иронию по отношению к себе, посмеяться над собой раньше, чем набросится безжалостная Группа, – например, Хакстебл в «Косби», Бельведер в «Бельведере», специальный агент Купер в «Твин Пиксе», Гарри Шендлинг на канале Fox (у него заглавная тема начинается со слов «Это заглавная тема к шоу Гарри») и настоящий Ангел Смерти ироничных восьмидесятых мистер Д. Леттерман.

Пропаганда цинизма по отношению к авторитетным фигурам выгодна телевидению по нескольким причинам. Во-первых, высмеивая старомодные убеждения, ТВ тем самым создает вакуум авторитета. Угадайте, что́ этот вакуум потом заполнит. Настоящим авторитетом в мире, который мы теперь считаем созданным, а не просто изображенным, становится тот медиум, что и создает наше мировоззрение. Во-вторых, пока телевидение отсылает исключительно к себе и разоблачает традиционные стандарты как нечто несерьезное, оно неуязвимо для обвинений критиков в поверхностности, грубости или низком качестве, потому что глубина, вкус и качество – это традиционные, экстрателевизионные стандарты. Кроме того, ирония и самоцитирование означает, что ТВ никто не сможет обвинить, будто оно пытается кого-то в чем-то убедить. Как замечает эссеист Льюис Хайд, смеющаяся над самой собой ирония – это всегда «искренность с подвохом»[128].

И, возвращаясь к первоначальной теме, если телевидение может привлечь к себе Офисного Джо с помощью внутренних шуток и иронии, оно может и облегчить болезненную нестыковку между потребностью Джо подняться над толпой и его неизбежным статусом члена Аудитории. Ведь пока телевидение может льстить Джо насчет его способности «видеть насквозь» претенциозность и лицемерие отживших ценностей, оно может вызывать в нем чувство тайного превосходства, которого приучило жаждать, и поддерживать зависимость от циничного просмотра телевизора – ведь только это и вызывает то самое ощущение превосходства.

И пока ТВ может дрессировать зрителей смеяться над тем, как персонажи бесконечно стебут друг друга, считать насмешку одновременно режимом социального взаимодействия и главной формой искусства, оно может усиливать свою странную онтологию публичности: самая пугающая перспектива для хорошо обработанного зрителя – это открыться для чужих насмешек, продемонстрировав устаревшие выражения ценности, эмоций или уязвимости. Другие люди становятся судьями; наивность – преступлением. У хорошо надрессированного зрителя вырабатывается еще более сильная аллергия на людей. Еще более сильное одиночество. Всесторонняя ТВ-дрессировка Офисного Джо на тему того, каким он может показаться, предстать наблюдающему взгляду, делают настоящие встречи с людьми еще страшнее. Но телевизионная ирония предлагает решение: дальнейший просмотр ТВ начинает выглядеть почти необходимым исследованием, уроками по тому, как напустить на себя пустое, скучающее, видавшее виды выражение лица, которому Джо должен научиться, чтобы завтра решиться на мучительную поездку в ярко освещенном метро, где толпам скучающих людей приходится смотреть друг на друга, потому что больше смотреть не на что.

Как институционализированная телевизором ирония связана с американской прозой? Ну, для начала американская литература, как правило, изучает американскую культуру и обитающих в ней людей. Говоря о культуре, надо ли тратить ваше время, указывая, насколько сильно телевизионные ценности повлияли на современную атмосферу пресыщенной мировой скорби, самоироничного материализма, пустого равнодушия и иллюзии, будто цинизм и наивность – это взаимоисключающие вещи? Можно ли отрицать связь, с одной стороны, беспрецедентно мощного всеобщего медиума, утверждающего, что между изображением и содержанием нет реальной разницы, и, с другой стороны, возникновения «тефлонового президентства»[129], индустрии загара и липосакции, популярности вогинга[130] и циничного синтипоп-призыва «позировать»[131]? Или что в современном искусстве телевизионное высокомерие к «лицемерным»