Яна все еще пыталась понять, что это было. Как удар молнии, как будто локтем об угол, но только локоть – это все тело. Или как будто болит зуб. Но этот зуб везде. Как будто кто-то врезал по всей нервной системе, по каждому нерву…

Яна резко села. По каждому нерву…

Яна вскочила, схватила первую попавшуюся кофту и побежала в лабораторию к Фрицу. Она была уверена, что он там. И действительно – Фриц лежал на полу в позе эмбриона. Наверное, сейчас вся команда лежит калачиком, пытаясь прийти в себя.

– Фриц, я поняла, – сказала Яна, – это не «грибница», это нервная система.

– Что? – спросил Фриц, не поднимая головы.

– Это нервы.

Яна ткнула пальцем в стену, целясь в одну из прожилок.

– Чьи? – спросил Фриц.

– А вот это хороший вопрос.

Яна протянула капитану руку.

– Фриц, вставай, – приказала она. – Это все объясняет. Мы взяли кусок от нервной системы – она была мертвая и ничего не чувствовала. А потом мы вдарили по всей. И ей стало больно.

– Больно стало нам, а не ей, – уточнил Фриц. – Даже если это нервы, то это не наши нервы. Как это может быть связано?

– Это еще один хороший вопрос, – сказала Яна.

Фриц поднялся.

– Если хочешь, пойдем ко мне, я тебе покажу грибницу под микроскопом. А потом покажу картинку с нервными клетками. Нервы очень похожи на грибы, поэтому мы и перепутали.

– Но это безумие, Яна! – воскликнул Фриц.

– Мы на другом конце галактики. Откуда ты знаешь, что здесь безумие? – отреагировала Яна.

– Вот это меня и пугает, – сказал Фриц.

Дневник Яны

142-й день.

Мы позвали наших врачей и устроили консилиум. Фриц пытался добиться от нас ответа на вопрос, чьи это нервы и как они могут влиять на нас.

А потом Фриц вспомнил, что сам намерял, что «грибница» чувствительна к частоте. Тут наши врачи полезли в справочники и ахнули. Оказывается, экстремумы «грибницы» совпадают с мозговыми ритмами человека!

А это значит, что «грибница» может вызвать у людей панику, если заколебается… заколеблется с определенной частотой.

Фриц сразу расслабился, было видно, что как только появилось научное объяснение, его отпустило.

Вечером мы созвали команду и рассказали, что непонятная «грибница» может влиять на людей. И похоже, она нам не сделает ничего плохого до тех пор, пока мы не делаем ей больно. Что интересно, на физическое отковыривание она никак не реагирует. Мы же строили пещеры, откалывали куски породы, жгли их напалмом – никаких последствий не было.

И тут Фрицу пришла в голову гениальная мысль. Он предположил, что из «грибницы» можно делать провода. То есть пускать ток по уже отрезанным кускам «грибницы».

Все разошлись воодушевленные, на обратном пути я заглянула к Мари. Она спала, обняв руками живот. Улыбалась во сне.

А на полу в ее комнате уже взошла трава.

* * *

На восьмом месяце беременности Фриц отстранил Мари от работы.

– Солнышко мое, – объяснял он, поглаживая жену по круглому, как большой баскетбольный мяч, животу, – ты у меня кризисный менеджер, а кризисы все закончились. Все работает, как часы.

Мари очень хотела возмутиться, но спать ей хотелось еще больше, поэтому она спросила:

– И что мне теперь делать?

– Ничего. Отдыхай.

Мари попыталась. Выяснилось, что для отдыха их подземная база не приспособлена совсем. Выспаться после смены, перекусить – это пожалуйста, но для непрерывного безделья условия созданы не были. В Новом Городе – да. В проект заложены спортзалы, большая библиотека, кинозал. А тут…

Мари пыталась читать, спать, смотреть кино на ноутбуке, но устала. Кончилось тем, что она принялась шататься по лабораториям и отрывать людей от дела. Мари быстро понимала, что мешает, и шла дальше.

В конце концов она добрела до оранжереи Яны. Там уже вовсю спел второй урожай кукурузы, помидоры свисали гроздьями, словно виноград-переросток, а яблони перестали выглядеть воткнутыми в землю прутиками. Впрочем, Яна на это буйство флоры внимания не обращала. Она стояла, прижавшись к стене ухом и крепко зажмурившись. Мари удивилась, немного подождала, но потом не выдержала и прижалась ухом рядом с подругой. Яна вздрогнула и открыла глаза.

– Я просто… – начала она. – Мне показалось… А ты чего не отдыхаешь?

– Отдохнула уже. Так что ты там выслушивала?

Яна вздохнула:

– Мне иногда кажется, что там, в глубине породы, какие-то звуки…

– Так надо какие-нибудь акустические датчики приспособить! – обрадовалась Мари. – Я принесу!

– Да не надо, я уже подключала. Нет там никаких звуков… Если не считать наших роботов-проходчиков. Слушай, а хочешь клубники? Она тут обалденная!

Они сидели, прислонившись спиной к стенке, ели действительно обалденную клубнику, засовывая ягоды под кислородную маску, и болтали. Вдруг Мари замерла на полуслове и прошептала:

– Тихо…

Лицо ее разгладилось, рот приоткрылся. Мари взяла ладонь Яны и осторожно положила себе на живот.

– Проснулся, – сказала она. – Пихается.

Яна замерла. Живот под ее ладонью заходил ходуном. Совершенно беззвучно, но у Яны возникло то же странное чувство – словно она слышит чье-то бормотание. Или смех.

– Счастливая ты, – улыбнулась Яна. – Ребенок у тебя…

«И Фриц у тебя», – добавила она мысленно.

– Поменяемся? – фыркнула Мари. – Доносишь за меня, а я за тебя тут доработаю!

«С большим удовольствием», – подумала Яна.

Дневник Яны

237-й день.

Мы так и не выяснили, куда ведут нервы «грибницы». Наделали из них проводов километров, наверное, на тысячу. Роботы забираются в укромные углы, сканируют, берут пробы. Везде одно и то же: тонкий узор на стенках. И никаких следов утолщений. Никаких узлов.

Более того, чем дальше от нас, тем «грибница» тоньше и реже. Такое чувство, что «нервный узел» как раз где-то возле основной базы.

На самом деле «грибница» просто разрастается рядом с нами. Почему и зачем?

Одно понятно – это взаимовыгодный симбиоз. Мы чем-то подпитываем «грибницу», она дарит нам хорошее настроение и чувство безопасности.

Если не пропускать по ней электрический ток, разумеется.

Скорее бы прилетела основная экспедиция. Один биолог на целую планету – это маловато.

* * *

С недавних пор пещеру, где когда-то начали всходить растения, начали называть оранжереей. Потому что там все время что-то неистово цвело.