подержать его в руках. Когда она узнала, что Егор путешествует один на велосипеде, директор предложила ему сделать запись к книге почётных гостей. Субботин написал слова благодарности и в конце приписал: «Свой поход я посвящаю моей любимой женщине, которую так и зовут – Любовь!»

Директор, прочитав запись, улыбнулась и сказала:

– А знаете что? Послезавтра в Сростках, на родине Шукшина, проводится праздник, Шукшинские чтения. Я вам очень рекомендую там побывать. Думаю вам, как человеку с любовью в сердце, там будет очень интересно.

Егор тоже улыбнулся, спросил:

– А далеко это? Я успею доехать? Из расчёта – сто километров в день

– О, даже и не переживайте, успеете. До Бийска совсем недалеко осталось, а там ещё тридцать километров.

– Ну, спасибо вам огромное, и за музей, и за информацию! – поблагодарил он директора и вскоре снова был в пути.

Ещё через день, проехав Бийск, Субботин докрутил, наконец, до посёлка Сростки. Егору сразу понравился посёлок: большой, с красивыми домами, садами и закоулочками-переулочками. Он, первым делом, подкатил к водонапорной колонке, чтобы набрать воды. У колонки стояла женщина с двумя вёдрами на коромысле. Она набрала воды и спросила Егора:

– На праздник к нам приехали?

– Да, – ответил, улыбаясь, Егор. – Говорят, у вас Шукшинские чтения проходят? А где, не подскажите?

Женщина как-то безразлично ответила:

– Да вот по этой улице поедете, там школа будет, где он работал. А до конца посёлка проедете, затем налево, вдоль реки – там увидите целый палаточный городок: бардовский фестиваль там у них, что ли… Каждый год там собираются.

– Спасибо большое, – поблагодарил Егор и достал пластиковую бутылку, чтобы тоже набрать воды.

Женщина вдруг добавила:

– Вознесли его до небес… А кто он был-то, Шукшин? Алкоголик. Пил да дрался, вот и все заслуги. Как приедет в деревню, так по всей деревне попойки. Ни один мордобой без него не обходился… А теперь…, что ты – Васька Шукшин…, любимец народный…

Её слова будто резанули Егора ножом по сердцу. Он удивлённо посмотрел на серьезную женщину и, секунду поразмыслив, сказал, растягивая слова:

– Ну, знаете ли… Если он и пил, то пил, как говорится, по таланту. Весь народ любит Шукшина, и не за то, что он был примером для всех, а за то, что у него душа была. Настоящая, живая душа, умеющая сострадать и вызвать у других нормальных людей такое же сострадание… А вы такое говорите… Много людей есть правильных, непьющих и некурящих…, а кто их знает? Кого они обогрели своей жизнью? Чем они украсили жизнь людей? – Женщина внимательно слушала, но серьёзное выражение лица не меняла. – Вот уж точно: нет пророков в своём отечестве…

Она что-то хотела сказать, но Егор сел на велосипед и, положив бутылку в рюкзак, поехал вниз по улице. Его было охватила злость на эту женщину, но чем дальше он катился, тем более его душа наполнялась теплотой и благоговением от ощущения, что он едет там, где когда-то ходил Шукшин, «пьяный и драчливый».

Школу он, конечно же, определил без труда: бревенчатое здание с большими окнами. В ограде Субботин увидел что-то наподобие агитплощадки: перед небольшой открытой сценой стояли ряды лавок, на которых сидели люди.

Он остановился у дома напротив, прислонил велосипед к глухому забору и сел на лавку, на которой сидели, старые уже, мужчина с женщиной.

– Добрый вечер, – негромко сказал он.

– Здравствуй, милок, – ответила женщина.

– А что там происходит, не подскажете? – спросил Егор, утирая пот.

Женщина, глядя в сторону школы, так же тихо, ответила:

– Вечорки, милок. Сросткинские посиделки называются. А вы впервой у нас? – спросила она так по-доброму, что Субботин сразу забыл разговор у колонки.

– Да, – ответил он, – случайно проезжал здесь и мне подсказали про праздник. Повезло, можно сказать…

Из школьной ограды вдруг послышалась негромкая песня: женщины пели акапельно, без баяна. Сначала тихо, едва слышно, а затем всё яснее и пронзительнее зазвучала песня, проникая вглубь души Егора.

Над окошком месяц, за окошком вечер,

Опустевший тополь серебрист и светел.

Дальний плач тальянки – голос одинокий,

И такой родимый, и такой далёкий…

На фоне уходящего летнего дня, в вечерней деревенской тиши, убаюкивающей округу, после шума проехавших мимо Субботина за день сотен машин, у него вдруг так защемило сердце, что он весь потянулся туда, ближе, к тем, кто так мелодично и задушевно пел эту песню.

Егор почувствовал, как душа его будто встряхнулась, пытаясь сбросить с себя мякину мелкой, ненужной и бессмысленной жизненной суеты, проблем, вопросов, разговоров и прочего наносного хлама… А женщины пели…

А теперь я милой ничего не значу,

Под чужую песню и смеюсь, и плачу…

Над окошком месяц, за окошком вечер,

Опустевший тополь серебрист и светел…

Он вспомнил Любу и на его глазах, то ли от этого пения, то ли от усталости, то ли от тоски по любимой женщине, появились слёзы. Егор встал и, перейдя улицу, подошёл к школьной ограде, пытаясь совладать с нахлынувшими чувствами.

Долго он ещё стоял у ограды, наполняясь какими-то чистыми, сокровенными переживаниями, слушая разбередившие его душу песни. Слушал и думал о том, что проехал бы ещё сотни вёрст, чтобы пройти это чистилище своей души. Такой радости, такой благодарности всему, что с ним происходило, он не испытывал ещё никогда…

Сумерки уже были за берегом Катуни, когда Субботин, объехав посёлок, увидел множество разношёрстных палаток и, струящиеся сквозь лес клубы сизого дыма от костров. Он подкатил по просёлочной дороге, поросшей травой, ближе и увидел, что все палатки находятся на другом берегу притока Катуни, через который была налажена переправа: деревянный щит на двух больших надувных камерах. Егор не стал переправляться, а, увидев группу молодых людей, устроивших свой бивак на этом берегу, подъехал к ним.

– Добрый вечер, – поприветствовал он ребят, видимо – студентов. Ребята с интересом посмотрели на него, его велосипед и поклажу на багажнике, вразнобой поздоровались. – Вы разрешите рядом с вами палатку поставить? – спросил Егор.

– Ставьте, конечно, – ответила ему женщина лет сорока. По тому, что она была старше всех, Егор определил, что она руководитель группы. – Места всем хватит. А вы издалека?

Егор положил велосипед на поляну, ответил:

– Можно сказать – да. Седьмой день кручу педали. Проехал бы мимо, да добрые люди подсказали, что тут чудеса происходят.

Женщина, перестав помешивать в большом котелке, висевшем над костром, выпрямилась, сказала:

– Да уж, чудес тут хватает, особенно ночью, когда конкурс бардов начинается.

– А вы откуда? – в свою очередь спросил Субботин, развязывая свой походный скарб.

– Мы