Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Забродов защелкнул наручники. И в наручниках можно совладать с врагом, пусть бы только палец убрал со спускового крючка.
Но Игорь неплохо представлял себе способности этого человека, которому перевалило уже за сорок.
– Вот еще, – в воздухе мелькнула очередная «посылка».
Ножные кандалы. Это уже хуже. Скованному по рукам и ногам в самом деле нечего ловить.
– Сильно же ты боишься.
– Не сильнее, чем требуется. Я ведь следил за мистером Фалько, знал, что он поедет нанимать крупного спеца. Не поленился, еще в Москве навел о тебе справки. Ты слушай, но не отвлекайся. Время пошло.
– Ну выполню я еще одно твое пожелание.
А людям от этого станет легче?
– Это не пожелание, а приказ.
Наручники не помешали Забродову просунуть ноги в кандалы.
– Защелкни как следует. За кого ты меня держишь?
– Убери ты ствол, наконец. Терпеть не могу, когда женщине целят в затылок.
– А ты в самом деле силен. Рифату бы такой лепешки хватило, чтобы на трое суток улететь.
Пошли теперь к ребятам. Говоришь, Костя там что-то отмочил?
Всем остальным Игорь разрешил свободно идти, даже не потребовал, чтобы руки сцепили на затылке. Опасаться их не стоило: бородатый оператор Илья и щуплый Фалько с своем джинсовом костюмчике не представляли опасности. Накачанная Акимова сдавленно, истерически рыдала, полностью и, похоже, надолго вернувшись к своей женской природе.
Все пятеро передвигались медленно – скованный ножными кандалами человек в черной майке-безрукавке мог идти только короткими шагами. Игорь никуда не спешил, никого не подгонял.
Обратился к оператору:
– Выше голову. Мы с тобой будем лучшими друзьями.
Илья кивнул, стараясь унять подбородок, мелко дрожащий вместе с бородой. Он больше всего боялся, что кто-нибудь вздумает бежать в надежде спастись вплавь. Тогда этот чокнутый наверняка откроет пальбу. Стреляя из автомата, водят дулом туда-сюда и запросто можно схлопотать шальную пулю.
Тем временем капля холодного пота набухла на переносице Фалько и стекла в угол глаза. Он не только боялся вытереть глаз пальцем, но даже лишний раз моргнуть не хотел – вдруг маньяк сочтет этот условным знаком. Правда, Ладейников идет сзади, но кажется будто видит насквозь.
Сотовый телефон жег тело через плотную джинсовую ткань. По телефону можно много куда позвонить. Фалько боялся не искушения – он бы никогда не рискнул набрать номер и шепнуть пару слов.
Страшно было другое: вдруг Ладейников обнаружит потом трубку и заподозрит тайный выход на связь? Лучше бы сразу обыскал…
Илларион впервые на острове испытал некоторое облегчение. Наконец, маски сброшены и тягостная неопределенность позади. Вот враг, у него оружие в руках, вот люди, которых надо спасти.
Вот ты сам, скованный по рукам и ногам. Такой расклад все равно лучше, чем тысячи слов, взглядов, жестов, в каждом из которых можно усмотреть фальшь.
Жаль, конечно, что по первому же, ни на чем не основанному подозрению он не разобрался с Игорем. Но, как ни крути, внутри каждого, кто проводит расследование, сидят одновременно прокурор и адвокат, приводя свои доводы третьему – судье.
А доводов и улик против Игоря не было, только парадоксальная мысль.
Одно дело враг, воюющий против твоей страны – неважно за деньги или за идею. У фанатика, у внедрившегося агента есть своя логика. Хитроумная или извращенная, но логика. Другое дело садист, маньяк. Тут присутствует звериная хитрость, правдоподобие на грани гениальности.
В звере, в хищнике нет зла. И в человеке его не так уж много. Но если одно соединяется, сплавляется с другим…
В Зининой смерти виноват и он. Но разбираться со своей совестью он будет потом, когда сделает дело.
* * *
Сидящие на поляне, конечно, удивились, но уже как-то вяло. Господи, что там еще придумал неистощимый Фалько? Неужели не соображает, что сейчас надо дать людям выспаться?
– Готовьтесь. Буду брать вас в заложники, – весело объявил Игорь. – Автомат, между прочим, настоящий и пули тоже.
– А как очки начисляться будут? – язык у Струмилина заплетался, между веками в пору было спички вставлять.
– Не спрашивай. Сложная система.
– Мы едем или нет? – крикнул кто-то из персонала.
Люди из съемочной группы успели уже перетащить оборудование ближе к берегу, но теперь засомневались в намерениях Фалько.
– Пусть едут, – негромко разрешил Ладейников.
Не найдя в себе силы издать членораздельный звук, режиссер только дал отмашку. Его люди уедут, а он? Почему, за что он должен остаться, когда других отпускают вот так, за здорово живешь?
– Ждать вас или нет? – донесся еще один вопрос.
Фалько отрицательно покачал головой, но расстояние было слишком большим, чтобы различить этот знак. Вопрос повторили снова, и он сдавленно визгнул:
– Нет!
– А тебе эта роль подходит, – заметила Игорю Вероника, выбрасывая в костер свою «метелку». – Очень убедительно смотришься с автоматом.
– Еще бы не убедительно, – в первый раз за вечер прервала молчание Диана. – Все ведь взаправду.
– Так что нам делать, шеф? – спросил Алексей Барабанов у режиссера.
Фалько нервно пожал плечами.
– Честно говоря, мы сейчас не в форме.
Спать очень хочется. Отпустил бы ты нас баиньки.
Ладейников продолжал улыбаться, вместе со всеми ожидая от режиссера ответа. Пауза затягивалась. Забродов решил, что неприятное известие лучше всего озвучить самому, если уж Дианиной реплике не придали должного значения.
– Все это не шутки. Шеф теперь новый и надо слушать его.
– Ничего не поделаешь, девочки и мальчики, крупно вы влипли, – заметил Ладейников. – Хотя шанс выжить есть у каждого.
– А я заранее ничего хорошего не ожидал, – бывший ди-джей беспечно откинулся на спину. – Куда я только сунусь, обязательно какое-нибудь кидалово.
– Чего же других не предупредил? – Рифат перестал уже отбивать ритм, но толком еще не понял, в чем суть проблемы.
– Где Зина? – спросила у Забродова побледневшая Вероника.
Ему не хотелось сразу обрушивать на людей страшную новость. Кто-то в самом деле мог запаниковать, попытаться скрыться в зарослях.
Игорь опередил с ответом:
– Компания решила подправить результаты.
Свету, вот, вернули, а Зина вместо нее улетит.
– Вот вам, пожалуйста, – Барабанов указал на кандидата наук, который уже заснул, поджав под себя ноги. – Я тоже ни хрена не понял и тоже намерен спать.