— Серж, дай мне пожалуйста ягодку. — И приоткрыла губы.

Я выбрал самую крупную вишню и положил ей в рот. Она улыбнулась… Дальнейшее вспоминалось мне так, словно происходило в своего рода трансе. Все продолжалось как будто совершенно естественным порядком, но, словно в сновидении, приобретало совершенно иной смысл. Я так желал ее, что у меня отнимался язык и замирало сердце. Мы еще раз или два искупались, Александр доел вишни, Наташа собрала полотенца, Мама накинула махровый халат, наши старички двинулись к дому, а мы за ними. Потом мы ужинали на открытой веранде. Солнце садилось. Самовар слегка дымил. Потом, оставив на столе варенье и чай, начали играть в карты. Солнце село, в воздухе разлилась приятная свежесть и сладко-сочный аромат метиолы. Папин садовник насажал ее в этом году повсюду, видимо невидимо. По-моему, он был тихо помешанным.

Майя не играла в карты, просто наблюдала за остальными. Александр сначала играл, но его быстро сморило, и он, похоже, задремал — прямо на плетеном диванчике рядом с Майей. Маленькая Зизи давно спала на другом диване. Майя осторожно приняла Александра в свои объятия и нежно гладила. Она видела, что я исподтишка наблюдаю за ней и гладила Александра все нежнее и нежнее. Это было, конечно, озорство, но озорство необыкновенное. Я подозревал, что Александр не то чтобы спит, а так — находится в полусне. По крайней мере его щеки слегка зарумянились. В состоянии бодрствования он ни за что не позволял себя ласкать при всех. Даже Наташе. Не то что Майе. Майя гладила Александра, а сама не спускала глаз с меня. Ее глаза словно говорили: это тоже самое, это все равно что я ласкаю тебя!..

Наконец, этот чудесный день закончился. Мама зевнула, поднялась и сказала, что пора спать. Все зевнули по разу и согласились. Майя уже исчезла, но мне все казалось, что я вижу, как плавно двигаются ее нежные руки, я еще ощущал на себе пристальный взгляд ее глаз с расширенными зрачками и долго сидел на веранде, смотрел на звезды, словно ждал чего-то. Потом появилась сонная жена и сказала: «Иди, наконец, спать!»

С тех пор я не раз прокручивал в памяти этот летний день. Мне казалось, что я заглянул в какое-то прекрасное будущее…

В холодильнике обнаружились свиные отбивные, кочан цветной капусты, шампиньоны и томатный соус. Я сунул отбивные размораживаться в микроволновую печку, а сам занялся грибами и капустой. Репчатый лук и оливковое масло тоже имелись. Я подсыпал в жаровню угля и установил чугунную решеточку. Рядом поместил глубокую сковороду. Хорошенько посолив и обмакнув отбивные в уксус, я бережно уложил их на раскаленную решетку, и, пока они жарились, вывалил в кипящее масло грибы, цветную капусту и лук. Не прошло и трех минут, как я подхватил эту смесь ситечком и, хорошенько отцедив, щедро добавил томатного соуса. К этому моменту отбивные, дважды перевернутые, замечательным образом подрумянились и вполне прожарились. Переложив мясо на тарелки, я залил его моим нехитрым соусом, а на небольшом блюде разложил горяченькие хлебцы, только что из тостера. Рядом с тарелками я поставил большие бокалы и наполнил их красным вином.

— Майя! — позвал я. — Все готово!

— Сию минуту! — отозвалась она.

Я слышал, как она говорит по телефону, но сначала не вслушивался. Кажется, она разговаривала с дядей Володей. То и дело до меня долетало: «Володенька, Володенька…» Постепенно сделалось ясно, что они обсуждали ход подготовительных работ в Деревне. Кажется, размах деятельности, связанной с идеей Пансионата, приобретал все новые масштабы.

Было очевидно, что Майя взялась за дело со всей душой и, судя по эмоциям, которые звучали в ее голосе, прониклась к нему самой горячей заинтересованностью. Она деловито обсуждала с дядей Володей не только подробности строительства, но даже вопросы внутреннего распорядка, подбора педагогического состава и общей учебной программы. Это меня весьма удивило.

Мясо остывало. Но я терпеливо ждал. Я поставил тарелки на край жаровни, глотнул еще вина. Я не мог не заметить, что, беседуя с дядей Володей, Майя чувствует себя совершенно свободно. Скованность, владевшая ею, когда мы оказались наедине, исчезла без следа. Она говорила с ним, как со старым приятелем, как с другом, которому всецело доверяет и с которым ее объединяет нечто чрезвычайно важное.

Меня больно уколола ревность, закралась глупая мысль: а что если Мама и Папа, начавшие печься о будущем дочери, нарочно сводят Майю с дядей Володей?.. Но я сам себя одернул: какая чушь! Это был бы вопиющий мезальянс. По меньшей мере оскорбительный для таких родителей, каковыми были Папа и Мама. К тому же при такой значительной разнице в возрасте!.. Впрочем, насчет разницы в возрасте — это как раз не существенно. Разве, несмотря на разницу в возрасте, я не питал определенных надежд? Именно эта разница в возрасте и придавала мечте о «прощальной улыбке» особую прелесть и романтичность. Чепуха! Не может быть и речи! Майя и дядя Володя совершенно разные люди! Разве они подходят друг другу как мужчина и женщина?!.. Боже мой, кажется, меня опять не туда понесло. Чем глупее и безосновательнее подозрения, тем больше вероятности, что они сведут тебя с ума. Уж лучше я снова буду размышлять о «прощальной улыбке» и вспоминать о нашем «первом случае»…

— Представляешь, этот большой ребенок не смог толком проследить за ремонтом флигеля, где должны располагаться классы, и мы не поспеваем к началу занятий! — как ни в чем не бывало воскликнула Майя, входя на кухню. — А все потому, что с самого начала не было единого проекта.

Она раскраснелась после разговора с дядей Володей и была очень хороша.

— Какого еще проекта? — пробормотал я, отрываясь от своих мыслей.

— Ну как же! Если бы у нас был проект нашего загородного колледжа, мы бы могли составить точный план всех работ и четко расписать все этапы. Так сказать в комплексе. А теперь прораб путается, рабочие работают спустя рукава.

— Да, — рассеянно кивнул я, — такое бывает…

Я поставил на стол тарелки с мясом.

— Пока я носилась по всему городу, нанимала персонал для того, чтобы за детьми был присмотр, как в лучших пансионах, началась неразбериха с отделочными работами. А у этого растяпы не хватило духу пожаловаться на исполнителей Папе, чтобы тот принял меры.

— Как ты, однако, принимаешь все это близко к сердцу, — проворчал я.

— Послушай, Серж, — сказала Майя, — а, может быть, ты все-таки согласишься, возьмешь на себя общее руководство строительными работами?

— Я ведь не прораб, Майя, — пожал я плечами. — Я архитектор.

— Ну и что! Тебе ведь ничего не стоит вникнуть в это дело, разобраться с техническими подробностями, если нужно составить новое проектное задание. Мне кажется, оригинальная архитектурная идея в перспективе тоже не помешает. Пансион в Деревне — это ведь большое дело не на один год. Что ты об этом думаешь?

— Мне не нравится сама идея. Кроме того, это не интересно. Поверь мне! Глупо тратить на это время… Ешь, пожалуйста, а то совсем остынет, — сказал я, кивнув на мясо.

Майя рассеянно придвинула тарелку и взяла вилку и нож.