Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– «Бентвинг» упал на тринадцать процентов с середины мая, – спокойно ответил трейдер; его обязанности требовали умаслить клиента, как бы трудно это ни было. – Надеюсь, ничего страшного?
– Я сижу в совете. И как инсайдер, – подчеркивая паузой слова, произнес Лизер, – могу сказать прямо: мы ведем в счете. Я могу раскрыть все подробности о «Бентвинге», каждое число, каждый заказ, каждый сэкономленный доллар, все что угодно, вплоть до сокращения расходов на женские туалеты, когда мы выбрали дешевые освежители воздуха. – Обращая иронию в яд, Сай добавил: – А потом оба будем проводить лето в каком-нибудь Ливенуорте и мучиться несварением желудка после тамошних ресторанов.
– Ой, ладно тебе, Сай. Нас пугают рынки, – отступил трейдер и продолжил, словно предлагая мир: – Я просто спросил.
– Я хеджирую. Как и «Меррил Линч».
– Но мы не видим, как ты это делаешь. Мне нечего показать боссу.
– Покажи ему комиссионные, которые я плачу. Мой бизнес, Эдди, обеспечивает подтяжку лица его жене. И обучение его детей.
– Я только спросил…
– Мою компанию ждет «Морган Стэнли». «Голдман». Но ее получит «Ю-би-эс». Они отлично поработали над моим хеджированием. Так что, Эдди, ты просишь меня погасить кредиты?
– Ты слишком важный клиент. Я просто предупреждаю.
– Эдди, ты требуешь дополнительных гарантий? Да или нет?
– Нет.
– Тогда не занимай телефон, – рявкнул Лизер и бросил трубку, источая ядовитые миазмы. – Этот парень оправдывает детоубийства.
Кьюсак, пришедший в самый неподходящий момент, постучал в дверь и застал своего босса придавленным портфелем, который с начала года опустился на четыре процента.
– Есть минутка?
– Ну что? Что? Что? – огрызнулся Сай. – Не лезь ко мне, если только не договорился о встрече с тестем.
24 июля, четверг
«Бентвинг» по $53,56
В кинотеатре было темно. Повсюду шум, не слишком громкий, но раздражающий. Шорохи, пересаживание с места на место и, конечно, сплошные мобильники. Но кого это волнует? Чистильщик закрыла глаза, тщетно пытаясь отгородиться от гомонящих стариков на вечернем свидании.
Рейчел думала над словами своего нанимателя. Она слабо разбиралась в фондовых рынках и финансах. Но в одном Рейчел была уверена: его анализ бил точно в цель.
– Рейчел, у тебя есть проблема. Твой бизнес не масштабируется.
– Что это значит?
– Какова средняя цена твоей работы? – поинтересовался он тоном профессора философии.
– Примерно пятьдесят тысяч, – насторожилась она, остро осознав, что он – ее единственный клиент. – Плюс расходы. Я всегда выношу расходы отдельно.
– И сколько у тебя заказов в год?
– Помимо вас, Кимосаби?
– Да-да.
– Четыре или пять, – ответила Рейчел, решив, что такое число прозвучит внушительно.
– Значит, миллион долларов ты собираешь года за четыре, – сказал он. – Не представляю, как тебе удастся отойти от дел и уехать во Францию, если только…
– Если только?
– Если мы не станем работать вместе, и как следует.
Гладко стелет, решила Рейчел. Ее наниматель – мистер Обаяние, вылитый Джордж Клуни, если постарается. Конечно, она знала, какой заразой он может быть. Но после Парижа Рейчел выделила ему кредит доверия.
В кинотеатре дул прохладный ветер, и Рейчел запахнула белый хлопковый кардиган, надетый поверх бежевого сарафана на бретельках. Свитер и затянутый пояс, решила она, ослабят соблазнительный вид ее декольте. Мягких цветов, поскольку вечер требует скромного вида. Рейчел даже надевала туфли без каблуков, чтобы другие женщины не замечали ее обуви.
И забывали о ней.
Сеанс на 18.45 привлекал бронксвилльских старичков, особенно по четвергам. Рейчел застолбила себе место в задних рядах кинотеатра, рассчитывая на мирную, даже немного скучную слежку. Но господи, какие же они все брюзгливые! И глухие. И черт знает что еще.
Женщина лет семидесяти с лишком кричала в свой мобильник:
– Херберт, мы сзади. Справа. Ты поторопишься? Ты поставил машину?
Через каждые несколько слов она делала паузу, то ли пытаясь отдышаться, то ли добавляя громкости.
– Херберт, я кладу трубку.
При таких децибелах, подумала Рейчел, этой старухе не нужен мобильник.
– Херберт, я кладу трубку, – повторила женщина, как будто собеседник мог ее не расслышать.
По кинотеатру расползались все новые старики. Мужчина за семьдесят – его седые волосы покинули голову и переселились в одну густую сросшуюся бровь – прошел мимо и сел вместе с женой несколькими рядами выше, у прохода. Он громко, на весь зал, осведомился:
– Мардж, хочешь что-нибудь съесть?
– Нет, Конрад. И ты тоже не хочешь.
– Я взял немного попкорна, – настаивал он, утверждая свою мужскую независимость посредством спекулятивной цены концессии.
– Ты только что поел.
– Подумать можно! В зоопарке Бронкса делают отличные хот-доги.
– Эй, потише, – шикнул кто-то спереди; эти старики вели себя как толпа фанатов Всемирной федерации рестлинга, а не кинозрителей.
Сидя в окружении такого гвалта, Рейчел сочла Конрада славным дедушкой. Она бы предпочла жену Херберта. Эта старуха портила настроение. Она заслуживала большего, нежели небрежного прикосновения судьбы – уснуть вечером в своей постели и не проснуться. Чего-нибудь творческого. Может, пары корок, засунутых ей в горло. Но контракт есть контракт. Даже если он вынуждает ездить в пригороды.
Конрад превращался в исключительный геморрой. С одной стороны, поездка на поезде из Нью-Йорка занимала полчаса. С другой стороны, удар, нанесенный слишком близко к Колониальному клубу, мог все испортить.
Рейчел, чистильщик божьей милостью, опасалась, что разрозненные частички и обрывки могут сойтись вместе. Какая-нибудь подсказка привлечет внимание горячих детективов, и они пойдут по следу, вынюхивая и задавая вопросы.
Ей требовался «операционный рычаг», чем бы он ни был. Она все еще не понимала, что означает это выражение Кимосаби.
Но главная проблема заключалась в миссис Конрад Барнс. При всех болях и недомоганиях семидесяти с чем-то лет, Мардж не оставляла мужа в покое, будто приклеенная. Она сопровождала мужа, когда тот отправлялся в магазин или по каким-то делам, а каждый четверг они вместе обходили зоопарк Бронкса.
«Ты стоишь на пути у моих сбережений», – подумала Рейчел.
Как только фильм начался, она задумалась, не выбраться ли тайком из маленького зала. Через несколько дверей, по другую сторону от винного магазина, располагалось бистро, которое рекламировало свои стейки. Люди в зале жевали и прихлебывали колу через соломинки, и от этих звуков она проголодалась. Кто-то все время шуршал оберткой.