Такое построение русского войска обеспечивало устойчивость в бою. Полки перемещались, как римские когорты: уставших бойцов первой линии в подходящий момент сменяла вторая линия, и в сражение вступали свежие воины. Часто вперед выдвигался еще и сторожевой полк. Конницу русские использовали для защиты флангов и для контратак.

Когда все оперативно-тактические вопросы были решены, Олег перешел к главному и изложил свою задумку: нагнать на Батыя страху.

От таких прожектов Всеволод Юрьевич развеселился, а Роман Ингваревич только поморщился и рукой махнул. Один только Еремей Глебович призадумался.

– Пустая это затея, – покачал он головой после недолгих размышлений. – Ну пошлешь ты царю монгольскому грамоту, а далее-то что?

– Так мы же их первую рать окружим, – пожал плечами Горчаков, – ханов убьем, вот и исполнится наполовину то, что я Батыю пообещал.

– Ханов не рубить надо, а в полон брать, – важно изрек Всеволод. – Что же до царя монгольского, то не больно он и испугается. Подумаешь, рать одну побили! Ему-то посреди большого войска чего бояться?

– А у меня самострел есть, из коего человека можно с тысячи шагов убить, – выложил свой главный козырь Олег, – засяду на дереве у реки и ногу Батыю прострелю. Ты сам посуди, Всеволод Юрьевич, сначала его убить обещали, потом в ногу ранили. Что после этого хан подумать должен? Раз на раз, как известно, не приходится! Сегодня ногу прострелили, а завтра, глядишь, и в голову попадут!

После этих слов владимирский князь ухмыляться перестал и тоже задумался.

– Так ведь войско у монголов большое и совсем уж плотно мы его не окружим, – пробасил Еремей Глебович, – утечь могут ханы-то.

– А вы дайте мне три сотни, – Горчаков старался говорить нейтральным тоном, но в душе он ликовал, – я с ними впереди засадного полка поскачу и сразу на ханов поверну, а остальные в спину их войска ударят. Пленные сказывали, что сами монголы в битве сзади становятся, значит, на них первый удар и придется. Если мы в самом начале лучшие вражеские рати растреплем, то с остальными уже проще будет справиться.

Утром следующего дня Олег сидел на дереве и ожидал от судьбы какой-нибудь каверзы. Больно уж гладко все у него шло в последние несколько дней. «Так не бывает, – говорил себе Горчаков, – фортуна дама капризная, никогда не знаешь, когда она к тебе кормой повернется».

Пока же все говорило о том, что эта непостоянная леди избрала Олега своим фаворитом. Ее первым подарком стала легкая победа, в результате которой он еще и собственной дружиной обзавелся, и это было только началом.

Выполнение своей угрозы Батыю Олег особо сложной задачей не считал.

«На льду широкой реки противник будет как на ладони, – думал он, – а по берегам густой лес!»

На тысячу триста метров стреляли только профессионалы, а Горчаков мог уложить любого во вражеской колонне где-то с половины этой дистанции. Этого было более чем достаточно. Выявить «мишень» – тоже не проблема. Олег помнил, что за чингизидами что-то такое таскали, вроде бы палку с перекладиной, с которой свешивались хвосты яков.

Ель, в ветвях которой «свил гнездо» Олег, стояла в двух верстах от Оки, на берегу Прорвы. И была это всем елкам елка! Такую только на Красной площади под Новый год ставить! С головокружительной высоты Горчакову была видна вся излучина реки и темная черточка суздальской рати на белой равнине. До нее было порядка двух с половиной километров, а с такого расстояния невозможно отличить танк от взвода пехоты, поскольку и то и другое виделось как одна жирная точка. Но Олег следил за рекой через десятикратный бинокль и различал даже очертания всадников, передвигавшихся напротив русского строя.

В соответствии с планом пеший полк из двух с половиной тысяч воинов выстроился на льду Оки от одного берега до другого. Река в этом месте была шириной в полкилометра. Перед тяжелой пехотой вытянулись в шеренгу пятьсот лучников. На фронте соприкосновения их окажется втрое больше, чем всадников, а луки у них мощные. Так что дуэль стрелков, с которой кочевники обычно начинали бой, дорого им встанет. За строем пехоты гарцевали на лошадях триста сорок бойцов владимирского городового полка. Они изображали дружину Романа Ингваревича.

Монголы не ждали встречи с суздальско-новгородской ратью, и Горчаков предложил этот фактор использовать – показать противнику то, что он и предполагал здесь увидеть, то есть сборное войско Коломенского княжества.

Перед выставленным напоказ войском скрывались в лесу еще два пехотных полка, на правом фланге – три тысячи суздальцев, на левом – сборное подразделение из коломенцев, новгородцев и владимирцев численностью две тысячи четыреста пятьдесят девять человек. Эти полки растянулись вдоль реки на полкилометра. Когда русская конница ударит в тыл неприятелю и потеснит его, засадные полки сомкнутся, как гигантские клещи.

Конницы в объединенном войске было немного. Впрочем, это только по отношению к монголам немного, а в Европе этот отряд мог бы таких дел натворить, что только держись!

На льду реки Прорвы, в двух километрах от Оки, ждали в засаде три тысячи всадников. Из них две тысячи – это профессионалы-дружинники, и еще тысяча посаженной на коней пехоты. И это были не ополченцы, впервые взявшие в руки меч, а тоже, можно сказать, профессионалы. Воины городовых полков постоянно упражнялись с оружием и ходили в походы. А если, скажем, в этом году похода не предвиделось, то ратники проходили двухмесячные «лагерные сборы», прямо как офицеры-резервисты некоторых армий из покинутого Олегом мира.

Горчаков стоял на закрепленном меж ветвей помосте уже около часа, он влез на дерево, когда выставленные на реке секреты заметили передовые монгольские дозоры. Продрог Олег за это время изрядно, но сейчас он перестал замечать холод, потому что до схватки оставались считаные минуты. В голове у Горчакова уже включился обратный отсчет, и в кровь хлынул адреналин.

Монголы наконец закончили подготовку к битве. Их вытянувшиеся поперек реки тысячи тоже напоминали черточки, если смотреть на них без бинокля.

В пяти сотнях метров перед строем суздальской пехоты Олег видел пять длинных линий и одну короткую. Как он догадывался, это были пять с половиной тысяч кыпчаков, чжурчженей, найманов и прочих. Позади них реку перегородил огромный табун запасных коней, которых всадники отвязали от своих седел, чтобы не мешали в бою.

Почти сразу за табуном расположились еще две линии. «А это, надо полагать, сами монголы», – подумал Горчаков. Последняя из этих черточек упиралась в берег чуть дальше того мыса, на котором Олег ожидал найти сына Чингисхана хана Кюлькана, внука Чагатая хана Бури и их восточномонгольского родственничка хана Аргасуна. Широкая трасса реки Прорвы выводила как раз в тыл этим двум тысячам коренных монголов.

– А где же остальные? – спросил Горчаков и сдвинул бинокль левее.

За устьем впадавшего в Оку притока стоял еще один отряд. На глаз он был меньше двух первых.

– Блин, а вот это уже плохо, – покачал головой Олег, – засадный полк сразу окажется между двух линий противника. Ну да ладно, идеальных планов на войне не бывает. Посоветую воеводам выстроить воинов двумя параллельными колоннами. Одна, доскакав до Оки, сразу повернет налево, а другая направо.