– Где Наташка? Что с ней?

– В операционной.

Теперь Настя рыдала, ее тело содрогалось.

– Тс-с-с! Все будет хорошо. Здесь высококлассные врачи. Это же ЦКБ!

– Никогда себе этого не прощу, – сквозь всхлипывания шептала она.

– Что случилось?

– Я беспокоилась. Ты не брал трубку…

– Я потерял телефон.

– Телефоны на заводе тоже не отвечали. Я думала, с тобой что-то случилось. Собралась к тебе, и Наташка заревела, что не останется. Пришлось ее взять. Зачем я ее взяла!

Он сильнее прижал к себе жену, пытаясь успокоить. Через минуту она продолжила:

– На МКАДе щенок бросился под колеса. А за ним большая собака. Я вильнула от неожиданности, и справа грузовик прямо в Наташкину дверь!

Настя снова зарыдала.

– Машину подмял под себя. Она кричит. А я выбраться не могу. Ничего не могу сделать!

Черняку тоже было тяжело, но он не мог позволить себе раскиснуть.

– Ничего, такое бывает. Здесь лучшие врачи, – убеждал он скорее себя, чем жену, – здесь отличные врачи.

Что-то еще хотел спросить. Но мысль выскочила из головы. После некоторых усилий вспомнил:

– Елизавета Ивановна осталась присмотреть.

После небольшой паузы Настя продолжила:

– Потом люди помогли. Перевернули машину, выломали дверь. Пробка собралась. В «скорую» на другую сторону МКАДа перетаскивали. У нее бок разодран. Вся в крови.

Они стояли в приемной реанимационного отделения. Черняк усадил жену на один из кожаных диванов, предназначенных для посетителей.

– Я попробую узнать, как там дела.

Медсестра, наблюдавшая сцену, покачала головой:

– Нужно подождать, пока закончат.

Он вернулся к жене. Дверь операционной, с которой супруги Черняк не сводили глаз, открылась через час. Седоватый хирург стянул указательным пальцем повязку под подбородок и поверх очков внимательно посмотрел на затаивших дыхание родителей.

– Жить будет, – серьезно сказал он.

Черняк выдохнул. Настя молчала, не в силах вымолвить ни слова.

– Но проблема пока есть.

– Что с ней, доктор?

– Нет, – они неуверенно переглянулись.

– Видимо, от перенесенного травматического шока у девочки острая почечная недостаточность.

– Боже! – охнула Настя. – Насколько это серьезно?

– Достаточно серьезно. Функция обеих почек нарушена. Мы проводим экстракорпоральное очищение крови.

– А это… очищение…

– Гемодиализ .

– Да, он поможет? – Черняк понимал, что задает глупые вопросы, но организовать мысли в порядок был не в состоянии.

– Должен, – врач в противовес втайне паникующему отцу был рассудителен и спокоен. – Надеюсь, что в ближайшее время почки заработают и диурез восстановится.

– У вас все есть?.. Может быть, нужна кровь, или оборудование, или…

– Все необходимое есть. Гемодиафильтрацию мы будем проводить на аппарате «искусственная почка». В России мы первые начали его использовать. Нам нужно только время. Отдохните. Теперь уже ничего страшного не случится.

– Сколько времени уйдет на восстановление?

– От двух недель до месяца. Полное выздоровление – до года. Но она уже будет дома.

Когда дверь за доктором закрылась, Настя снова разрыдалась. Черняк, вынужденный казаться твердым, успокаивал. Девочку перевезли из операционной в отдельную палату. За ней присматривала медсестра. Им разрешили войти, но дочь, лежа с открытыми глазами, не реагировала на их появление.

Весь день они провели в больнице. Черняк лишь сходил к киоску за водой для жены. Все это время суматошно звонил новый телефон, привезенный Валерой. На заводе царила паника. Для разговоров он уходил к лифту.

Черняк успокаивал клиентов, обещая им компенсацию за ожидание заказанного товара. Решал проблемы с поставщиками сырья. Отвечал на звонки каким-то образом узнавших его номер газетчиков. Обсуждал взаимоотношения со страховой компанией по поводу дорожно-транспортного происшествия и лечения дочери, пострадавшей в аварии.

Когда его голова уже взрывалась от обрушившихся на нее нерешенных проблем, телефон в очередной раз заверещал, высвечивая номер Твердохлебова.

– Какой уродский рингтон! – ругнулся Черняк. – Где взять минуту, чтобы поменять его? Алло!

– Владимир Алексеевич! – извиняющимся тоном затараторил Твердохлебов. – Я не хотел вас беспокоить. Не до меня сейчас, но тут пожарники наехали.

– А что им надо?

– Внеплановая проверка!

– Так уже.

– Нашли что-то?

– Да, чушь какая-то. Лестница в будку администратора на два сантиметра у́же предписанной. Так это же не эвакуационная лестница! Там никто кроме меня не ходит. Они вообще предъявляют требования к нам, как к производству нефтепродуктов. А с какой стати? Загроможден эвакуационный проход! Рабочий ведро оставил рядом с дверью. Но, похоже, настроение у них из каждой мухи раздуть по слону. Три цеха грозят закрыть.

– Но это же не основания!

– В протоколе написали «в связи с чрезвычайным происшествием и выявлением нарушений противопожарной безопасности». Пока докажем, что мы не верблюды, завод будет нести убытки.

– Да как так-то? Чего просят?

– В том-то и дело, что ничего не просят. Впервые такое. Видимо, наш пожар большого шума наделал. Какой-нибудь чиновник дыму нанюхался и устраивает расправу.

– Ладно, не переживайте, разберемся. Ничего не просят, значит, хотят больше, чем обычно. Сегодня уже поздно, – Черняк посмотрел на часы, – завтра к ним…

Он не договорил. Седоватый хирург и еще несколько медработников быстро пробежали мимо. Обеспокоенный отец рванул следом, видя, как они входят в палату его дочери, где кроме медсестры оставалась жена. Настя почти сразу вышла. Она выглядела как школьница, увидевшая привидение или оживший труп.

– Что там? – закричал Черняк.

– Я не знаю! Кровь на простыне! Меня вывели.

В ожидании вестей Черняк, нервно тыча указательным пальцем правой руки в клавиши, пытался изменить рингтон. Одновременно ему пришлось ответить еще на несколько входящих вызовов.

Валера по просьбе начальника привез некоторые вещи, еду из ресторана и повестку в прокуратуру, найденную под почтовым ящиком черняковского дома. Ни Черняк, ни его жена к еде не притронулись.

– Надо узнать, что там, – пробормотал предприниматель, набирая номер телефона прокуратуры, выуженный в Интернете.

Через несколько сбросов, отказов и переподключений его соединили с нужным человеком.