Но Савелий знал, что Барановский рисовал весьма скверно, и самое большее, на что он способен, так это аккуратно выводить на холсте геометрические фигуры, что, впрочем, не помешало ему однажды организовать выставку своих картин в одной из самых престижных галерей.

Что поделаешь, маленькая блажь большого человека.

И оставалось только гадать, в какую сумму обходится ему подобная прихоть.

И все-таки Барановский был художник, пусть небольшой, но божья искра в нем тлела, и к искусству он имел отношение, а потому не терпел за своей спиной чужого взгляда. Бросив кисточку в стакан с водой, он равнодушно спросил:

— Как вы меня нашли?

— Сделать это было нетрудно. Мои люди следили за вами.

— Ах, ну да, конечно. Это тот самый человек с раскосыми глазами. Припоминаю… Дважды я видел его, но никак не думал, что он как-то связан с вами. Так что вы от меня хотели узнать?

Барановский не стал отходить от холста, лишь небрежно вытер руки о влажную ветошь, тем самым давая гостю понять, что прервал занятие ненадолго, лишь для того, чтобы устроить себе небольшой перекур. Вот сейчас переговорит немного, спровадит назойливого посетителя за порог и вновь вернется к холсту.

— Это ваши люди стреляли в меня около моего дома?

Барановский почесал средним пальцем переносицу, и Савелий увидел, что между бровями у него осталась темно-синяя полоска. Стало быть, краску с рук он оттер не до конца.

— Позвольте, зачем мне это было нужно?

— Чтобы избавиться от свидетеля. Ведь вы же сами прекрасно знали, что картина, которую мы взяли у д'Артуа, настоящий шедевр. Сначала вы убрали Дюбаи, который был посредником, а потом очередь дошла и до меня.

— Вы всерьез так думаете? — Удивление получилось искренним. — У вас что там под плащом, пистолет, что ли? — раздраженно поинтересовался Барановский. — Да спрячьте вы его, а то еще ненароком выстрелит! А мне очень бы хотелось закончить свою картину. Теперь отвечаю на ваш вопрос… Если бы я действительно хотел того… убить вас… В общем, у меня для этого имеется достаточно возможностей. Я знаю, где вы живете, с кем встречаетесь. И в конце концов, под какой маской прячетесь! Но вы мне не нужны. Вы удовлетворены?

Критически глянув на стоящий рядом стул, не заляпан ли он в краске, Савелий присел. Всем своим видом он давал понять, что уходить из мастерской пока не собирается.

— А ведь вы совершенно не тот человек, за которого себя выдаете.

Барановский насторожился:

— Что вы имеете в виду?

— Вы называли себя фабрикантом.

— Предположим. И что с того?

— После встречи с вами я навел о вас кое-какие справки.

— И что же вы там обо мне нарыли?

— В недалеком прошлом вы мещанин, и фамилия у вас была самая что ни на есть обыкновенная, Прокофьев. Но когда вы женились, то взяли фамилию жены. Через год вы с ней благополучно развелись, а вот фамилию почему-то менять не пожелали. Видно, просто привыкли. Деньги у вас и впрямь имеются. Может быть, не миллионы, но для состоятельного образа жизни хватает.

— Однако не ожидал от вас такой прыти. Похвально, мой друг, — вдруг улыбнулся Барановский.

— Только не называйте меня своим другом!

— Как вам будет угодно.

Барановский посмотрел в зеркало, неодобрительно крякнул, заметив пятно на лбу, и, поплевав на салфетку, тщательно стер краску с лица.

— Что же вы еще обо мне такое узнали? — он бережно повесил салфетку на спинку стула, стоящего рядом.

Садиться не стал, лишний раз напомнив о том, что разговор затягивать не намерен.

— Несколько раз вас видели в обществе вот этого человека, — положил Савелий на стол фотографию. — Год назад он выехал из России и теперь проживает здесь, в Париже. Это очень известный бомбист, и принадлежит он к партии эсеров. Нетрудно сделать вывод, что вы имеете к этой организации самое прямое отношение. Возможно, отсюда и деньги…

Барановский хмыкнул:

— Позвольте полюбопытствовать, но откуда же деньги?

— Насколько мне известно, в вашей организации имеется отряд боевиков, который специализируется на ограблениях. Например, вы грабите банки. Ряд удачных ограблений осуществлен и в России. В том числе похищены и ценные картины. Эти картины вы продали коллекционерам в Париже.

— Хм, как я погляжу, вы и вправду неплохо осведомлены. Хотя какая, собственно, разница! Все это недоказуемо… Только у нас в отличие от вас изъятые ценности тратятся не на собственные удовольствия, а на деятельность партии. Чувствуете разницу? — не без гордости протянул Барановский.

— Насколько я успел вас понять, вы человек цельный, стараетесь не тратить свое драгоценное время на всякие пустяки, и поэтому мне не очень понятны ваши художественные пристрастия. Или, может быть, вы открыли в себе какой-то талант?

Барановский заметно нахмурился, но, собравшись, ответил спокойно:

— Вы зря усмехаетесь. Я занимаюсь тем, что мне по душе. И вообще, я с вами не собираюсь обсуждать мои увлечения. Знаете, у меня сегодня был очень тяжелый день, и я бы хотел немного расслабиться. Так что, прошу вас, оставьте меня.

Савелий поднялся:

— Не смею вас больше беспокоить.

Спустившись по лестнице, Савелий постоял у подъезда, осмотрелся, кажется, никого — и решительным шагом перешел дорогу. Оглядываться не стал, зная, что именно в этот момент его затылок, через тюлевые занавески, рассматривает господин Барановский. Он старался придать себе беспечный вид — обыкновенный гуляка, решивший от избытка времени побродить по парижским улочкам. Для убедительности он даже посмотрел на проходившую мимо женщину, чтобы оценить ее фигуру. Но, когда она неожиданно обернулась, улыбнувшись, Савелий заметно смутился, осознав, что к предстоящему знакомству не готов.

А потом, и не время! Хотя подобная встреча могла бы вылиться во что-то романтическое.

Савелий зашел за угол и принялся ждать. Через несколько минут из подъезда выскочил господин Барановский и быстрым шагом направился в противоположную сторону. Пиджак был не застегнут, его полы беззастенчиво трепал ветер. Следовало бы, конечно, застегнуться на все пуговички. Для франта, которого он пытался играть, подобная оплошность выглядела непростительной.

Дважды Барановский оглянулся и, не заметив ничего подозрительного, ускорил шаг. Савелий вышел из-за угла, перешел улицу и направился следом за Барановским, стараясь держаться на значительном отдалении. Пропетляв по улочкам, Тимофей Барановский остановился около массивного пятиэтажного здания. Вытащил из портсигара сигарету и как бы невзначай глянул через плечо. Не обнаружив ничего подозрительного, вошел во двор.

Обыкновенный, ничем не примечательный дворик, перегороженный огромным количеством бельевых веревок, на которых, словно паруса, болтались выцветшие рубашки, старые штаны, истертые до дыр полотенца. Барановский проворно юркнул в одну из дверей. Подождав минуты две, Савелий направился следом. Дверь поддалась легко, стоило лишь слегка толкнуть ее. Вопреки ожиданию лестница вела в полуподвальное помещение. Прислушавшись, Савелий различил два голоса, один из которых принадлежал Барановскому. А вот другой, глуховатый и низкий, — был незнаком.