Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Свет, - прошептал он на ухо, - а я точно могу делать все, что хочу?
Женщина развернулась в его руках, лицом к лицу. Неожиданный вопрос, после такого длительного молчания.
- Ты можешь все.
- Даже пойти на свидание?
- Даже это, – отчего-то севшим голосом подтвердила она.
- Тогда я тебя приглашаю. Знаешь… У меня сегодня день рождения. Тридцать три. Возраст Христа. Мы могли бы куда-нибудь сходить вместе.
Света обняла мужчину в ответ, прижалась лицом к лицу:
- Это не опасно?
- Не думаю. Просто другого случая у нас может не быть.
- Ладно. Тогда мне, наверное, стоит принарядиться? – криво улыбнулась Света.
И она действительно постаралась выглядеть, как можно лучше. Надела новое платье с красивым цветочным принтом, женственное и романтичное, уложила волнами волосы. Василий, в джинсах и футболке, мог бы рядом с ней смотреться нелепо, но его внешность компенсировала любые отступления в дресс-коде.
- Ты – красавица.
Света улыбнулась, и спорить не стала. Ей самой нравилось то, как она выглядела.
- Куда пойдем?
- Куда-нибудь, где нас не знают.
- Это тяжело, - криво ухмыльнулся Василий.
- Тогда в первый попавшийся ресторан.
Так и сделали. Вечером в пятницу людей было навалом. Но они все-таки нашли более-менее уединенный столик в углу. Заказ тоже пришлось ждать очень долго, но ничто не могло испортить им этот вечер.
- За твои тридцать три? – улыбнулась Света, приподнимая бокал с вином.
Василий сидел и любовался своей спутницей. Он никогда не праздновал свой день рождения. Никогда… А сегодня почему-то захотелось. Возможно, потому, что у него не будет больше такой возможности. И такой компании... Он скоро уйдет. Уйдет, как и пришел в этот мир. Одиноким. Мы все приходим в эту жизнь одни. В боли и страданиях небо рождает новый холст, на котором впоследствии рисует только ему известные сюжеты. Расписывает драму, комедию или трагедию… Переплетая наши судьбы с судьбами других людей. Плохих или хороших, смелых или трусливых, сильных или слабых, но таких же одиноких, как мы сами. И мы соприкасаемся с ними телами, душами. Живем, радуемся, огорчаемся, и нам кажется, что так будет всегда. Но жизнь не стоит на месте. Все рано или поздно заканчивается. Отведенное нам время обнуляется. И мы покидаем этот мир такими же одинокими, как и приходим в него.
- Не вкусно? – улыбаясь, спрашивает Света, кивая на его остывающий суп.
- Нормально. Задумался просто.
- Вась… Точно все хорошо?
- Великолепно просто, – подтвердил Василий, касаясь краешком своего бокала с водой ее бокала. И они о чем-то разговаривали, над чем-то смеялись, что-то ели… И было невыносимо хорошо. Спустя пару часов засобирались домой. Вышли на улицу. Василий вдохнул полной грудью еще немного морозный, но уже по-весеннему пахнущий воздух.
- Ты иди, заводи машину… Я тут немного постою, подышу…
Света покладисто согласилась. Прошла вдоль стоянки, где в самом углу был припаркован ее Мерседес. Она не сразу заметила, как у входа в ресторан началось какое-то движение. Насторожиться ее заставили глухие, похожие на выстрелы, звуки. Она сделала шаг, другой, побежала на шум, хотя ноги отказывали… Она вообще вся задеревенела. От ужаса, который сковал все ее тело. Света не понимала, что происходит. Мозг фиксировал только хаотичное перемещение людей. В скупом свете фонарей она не могла разобрать, где находится Василий. Моль просто мчалась в самую гущу событий. Выбежала на пятачок перед рестораном, дико осмотрелась. Васька стоял там же, где она его и оставила. Опять прозвучали выстрелы. Света кинулась к нему, в бездумной попытке защитить от всего на свете. Упала в его объятья:
- Ты цел? Ты в порядке, Вася? Что ж ты молчишь?! – Она что-то спрашивала, трясла его, кричала, а он не мог выдавить из себя ни слова. Двинутый, ни на что не способный безумец. – Пойдем же! Пойдем, Васька! – Света оттаскивала его в сторону машины, подальше от эпицентра перестрелки. Но он даже в этом не мог ей помочь. Было такое чувство, что к каждой ноге ему привязали по стокилограммовой гире. Он двигался, как в замедленной съемке. Света дотащила его до машины буквально на себе. Засунула в салон, захлопнула дверь. Выехала со стоянки, стараясь сильно не газовать, и вообще не привлекать к себе лишнего внимания. Ехала дворами, избегая оживленных улиц. Глядишь, и не засекут их машину. Глядишь, пронесет…
До конца дороги Васька так и не пришел в себя. Света уже, было, решила, что ей снова придется его тащить на себе, как он моргнул и будто бы ожил.
- Прости меня, Света… Прости.
- Господи, глупости какие... Ты можешь идти?!
- Мы дома? – удивленно осмотрелся Василий.
- Дома! – подтвердила Светлана.
Он вдохнул. Задержал дыхание, усмиряя панику, которая вновь поднялась в его больном мозгу.
- Я ничего не помню. Не помню, как садился в машину, как мы ехали…
- Ничего, Васька, ничего… Мы справились.
Они с трудом добрались до дома. Ноги не слушались у обоих. Правда, по разным причинам. Света через силу стащила сапоги, помогла разуться Василию. Выпрямилась, и только тут заметила, что ранена. Сняла испорченное пальто, осматривая царапину на руке. Вот черт. А ведь она даже не почувствовала, как это случилось!
- Ты ранена.
- Угу. По касательной задело.
- Зачем? Зачем ты подставилась?!
Света прошла к ванной, достала перекись, залила рану:
- Я не хотела, чтобы ты пострадал, Вася. Все очевидно, не так ли?
Василий взвыл. Уткнулся лицом в ладони, скатился на пол по стене. Света не понимала его реакцию, а он не мог объяснить! Он вообще ничего не мог… Даже помочь с перевязкой. А все потому, что, если бы он прикоснулся к ней прямо сейчас, то уже никогда бы не смог отпустить. То, что Света готова пожертвовать собой ради него, он понял еще там… На стоянке. Именно этот ее поступок свел его с ума. Не перестрелка, и не чувство опасности. Она. Света - ядерный взрыв, который похоронил под собой все его барьеры. Именно сейчас он был абсолютно наг. Как никогда до, и как никогда после. И чтобы потом ни случилось, никто больше не увидит его таким. Так почему он сидит на полу, уткнувшись лицом в колени? Почему прячет то, на что она получила монопольное право? Зачем таит в клочья разорванную душу?
Он поднимается, аккуратно, по стеночке. Собирается с силами и поднимает глаза, встречаясь с растерянным тревожным взглядом женщины. А потом срывается. Хватает ее в объятья. Запрокидывает голову, впивается в рот. Это ни фига не красиво. Это даже не поцелуй. Какое-то отчаянное движение губ. Словно он хочет ее поглотить. Впитать в себя, проникнуть в ее сущность. Переплестись с ней на клеточном уровне. Ему жизненно необходимы эти касания. Ее одеревеневшие пальцы по привычке гладят лысую макушку. А он, вмиг растерявший все свои умения, как слепой котенок шарит руками по всему ее телу.