При штурме Угловых гор, минометные расчеты зачастую вовремя оказывали помощь, закидывая штурмующих отвесно-летящей смертью, от которой было сложно укрыться. И японцы не понимали, что происходит. Вроде бы подходили к сопкам так, чтобы их не доставала наша артиллерия, но все же попадали под шквальный и точный огонь. Несколько раз они, неся потери, откатывались, оставляя десятки трупов, но затем, пинаемые командирами, снова лезли. И снова терпели поражение от неизвестного оружия. И при этом японцы даже не могли подойти на расстояние, позволяющее броситься в штыковую. Вдобавок и наши солдатики с весельем били противника меткой пулей и не позволяли им даже подняться из-за камней. И опять противник понеся большие потери бежал назад.

Японская артиллерия сходила с ума. Чувствуя железную стену на пути их пехоты, они злобно зашвыривали на наши позиции снаряд за снарядом, утюжили сопки, превращая их в лунный пейзаж. И наши солдатики гибли, умирали от взрывной волны и осколков. Но все равно продолжали удерживать позиции. Заканчивалась бомбардировка, пехота опять шла в бой и солдаты опять поднимались, брали винтовки и били, били и били. Но все же, не смотря на геройство, главную роль в обороне играла телефонная связка между командирами пехотных частей и командирами минометных расчетов. Это было чрезвычайно эффективно. Лишь одна жалоба была в мою сторону как изобретателя этого оружия — калибр был маловат. И вот, едва я приплыл в Дальний, как ко мне на склад пришел генерал Белый. Плюхнулся на стул, выставил передо мною учебную болванку и сказал:

— Всем хорош ваш миномет, Василий Иванович, слов нет. Бьет япошек за милый мой и не дает им спрятаться. Только вот слабоват он будет для нас, калибр надо бы сделать покрупнее. Что вы на это скажете?

— Можно и сделать, — согласно кивнул я, — да только где материал для стволов взять?

— У нас есть изношенные стволы от пушек, можно их как-нибудь использовать?

— Даже не знаю… Только если нарезы расточить, да с казенной частью намудрить. Я это сделать здесь не смогу, только если в ваших мастерских. Они смогут?

— Расточить стволы? Думаю, это не будет слишком сложно. Казенную часть переделать по подобию тоже будет не сложно.

— Да, думаю что вы и без меня это сможете сделать. Да мину вы сможете отлить самостоятельно. Могли бы и без меня все это сделать, Василий Федорович.

— Да, но вы изобретатель этого оружия…

— Бросьте, для меня оборона крепости важнее, нежели какие-то там права. Делайте, что считаете нужным, Василий Федорович, не стесняйтесь. Все правовые коллизии будут рассматриваться после окончания войны, но обещаю вам, что предъявлять вам какие-то претензии по этому поводу я не буду. Для меня важнее чтобы крепость выстояла.

Он удовлетворенно кивнул:

— Вот и прекрасно.

Вообще, генерал Белый приходил ко мне с чистой формальностью. Позже я узнал, что как только проблема была определена, они самостоятельно принялись за производство минометов крупного калибра, не испрашивая моего разрешения. Через неделю после нашего разговора они испробовали единичный экземпляр и тот показал неплохой результат. И с того момента в мастерских было налажено их производство. На всю крепость было сделано около десятка штук крупнокалиберных минометов и к ним тысячи отлитых из чугуна мин. Только теперь начиняли эти мины не моим тротилом, запасы которого стремительно подошли к концу, а мелинитом.

Наши моточайки почти ежедневно парили в воздухе. Разведывали обстановку, определяли позиции противника. Артиллеристы таким образом получали координаты для перекидных стрельб и этим они причиняли серьезный ущерб противника. После того как японцы взяли-таки с огромными потерями Угловые горы, и основная бомбардировка переключилась на город, встал вопрос о том чтобы заставить замолчать вражеские пушки. Позиция, где стояли стодвадцатимиллиметровые орудия нашим воякам были неизвестны, высказывались лишь предположения. Но с помощью авиаразведки это место было найдено и впоследствии как следует отутюжено. Наши батареи постарались на славу и до самого окончания осады эти пушки нас более не беспокоили. Прямое попадание прямо в разложенные на земле снаряды уничтожило как саму эту позицию, так и сами пушки и орудийные расчеты. Страшный грохот, искаженный эхом сопок, сотряс всю округу.

Штурм наших позиций дорого обошелся японцам. По приблизительным расчетам потеряли они что-то около двадцати-двадцати пяти тысяч человек убитыми и ранеными. Растерзанные тела долго лежали вдоль сопок, их почти не убирали. И жара сделала свое дело — плоть начала гнить и источать зловоние, которое ничто не могло замаскировать. Князь Микеладзе, приобщенный к работам при крепости, неведомым образом оказался во главе похоронной команды. Ему поручили убирать тела наших ребят и хоронить с честью, а так же заботиться о телах тех японских солдат, что полегли перед нашими позициями. Убирать мертвых японцы не мешали. Более того, похоронные команды с их стороны оттаскивали трупы от наших позиций и хоронили на своей стороне. Но все убрать было невозможно — многие части тел оказались не найдены и над позициям смрадный дух не проходил еще многие недели. Солдаты по первости закрывали лица тряпками, смоченными в керосине, но потом, видимо привыкнув, перестали обращать на эту вонь маломальское внимание. Но зато когда они выбирались в город, когда солдатики встречались с людьми далекими от этой бойни, тот гнилостный запах, что впитался в одежду, выдавал их с головой. И от этого запаха ничего не могло спасти.

После штурма наши госпиталя опять заполнились ранеными. Это было страшное зрелище — оторванные руки, изувеченные лица, запах крови и гниения. Врачи трудились не покладая рук, не особо стараясь спасать сильно раненые конечности. Им было не до того — спасти бы самого человека. И потому при первой же возможности, чтобы сэкономить себе время и поскорее перейти к другому увечному, врачи брали в руки пилы и изуродованные руки и ноги в какие-то мгновения отделялись от хозяев. И это было страшно, но такова была правда жизни. Медицинский конвейер в эти дни работал с утроенной силой.

Я ходил по городу обалдевший, словно сошедший с ума. Все мне казалось каким-то сюром, нереальным. Я впервые столкнулся с такой правдой, с такой неприглядной страницей истории. В книгах не передается тот ужас, который царил в осажденном городе и на позициях. Лизка в те дни, когда японцы ползли на штурм, перестала выбираться в город, а предпочитала сидеть в домике возле моря. Кормила кур, хлопотала по хозяйству, кормила Мурзина и Данила. Сейчас здесь, возле моря, уже не так пустынно. Теперь дачные домики опять полны жизни — летом на берегу прекрасно, не так ощущается жара