Это был отличный день для путешествия. Если бы не одно обстоятельство, он стал бы идеальным. Ее мысли постоянно возвращались к Чарли и ее матери.

* * *

Она забыла, насколько огромен «Великий северный»[18].. Шагая по длинному доку, чтобы подняться на корабль, она дважды останавливалась. В первый раз, чтобы купить мороженое с лаймовым шербетом, а во второй – чтобы купить юбку. Скармливая монеты одежному автомату, она прошлась взглядом по огромной металлической стене корабля, выкрашенной в белый цвет с золотой каемкой. У него было пять дымовых труб и шесть высоченных мачт. В центре располагался кожух для гигантского гребного колеса. Разноцветные флажки трепетали на ветру, свисая с леса такелажа. Это был впечатляющий корабль.

Бах доела мороженое, набрала на клавиатуре свой размер, потом выбрала простую юбку выше колен с веселеньким узором из тропических фруктов и пальм. Машина загудела, вырезая бумажную выкройку, формируя кромку и укрепляя пояс эластиком, потом выкатила готовую юбку ей в руки. Бах приложила ее к телу. Смотрелась она хорошо, но пояс со снаряжением портил весь вид.

Вдоль дока тянулся ряд шкафчиков. Она арендовала один из них, бросив в щель еще одну монету. В шкафчик отправились пояс и фуражка. Бах вытащила заколку из волос, распустила их по плечам, немного повозилась с укладкой и решила, что сойдет. Застегнула юбку на единственную пуговицу и спустила ее низко на бедра, в стиле южных морей. Сделала несколько шагов, оценивая эффект. При ходьбе юбка на каждом шагу обнажала ногу, и ей это понравилось.

– Посмотри на себя, – с упреком пробормотала она. – Думаешь, что ты выглядишь отлично для встречи с всемирно знаменитой и гламурной телезнаменитостью? Которую ты когда-то презирала?

Она поразмыслила над тем, не достать ли из шкафчика пояс, но решила, что это будет глупо. Был чудесный день, она рядом с прекрасным кораблем и уже много месяцев не ощущала себя настолько бодрой.

Бах поднялась по трапу и была встречена наверху мужчиной в диковинной униформе. Она была полностью белая, накрывала все тело, кроме лица, и украшена золотыми галунами и черными пуговицами. Смотрелась она ужасно некомфортной, но мужчина, похоже, не возражал. Это была одна из странностей Моцартплаца. На рабочих местах наподобие «Великого северного» люди часто работали в костюмах того исторического периода, пусть даже это означало ношение обуви или чего-то еще более гротескного. Встречавший слегка поклонился и коснулся шляпы, потом протянул ей китайскую розу и помог приколоть ее к волосам. Бах улыбнулась ему. Она легко таяла от подобного обращения – и знала это, – наверное, потому, что так мало его получала.

– У меня встреча в баре на верхней палубе.

– Если мадам соизволит пройти туда…

Он жестом показал направление и повел ее в сторону кормы. Палуба под ногами была из полированного тика.

* * *

Ее провели к плетеному столику возле леера. Стюард придержал для нее стул и принял заказ. Она расслабилась, глядя вверх на огромные просторы аркомолла, ощущая, как яркое солнце омывает все ее тело, как пахнет соленая вода, и прислушиваясь к плеску волн о деревянные сваи. Воздух был полон ярких воздушных шаров, планеров, тарахтящих нанодельтапланов и людей в орнитоптерах с мускульным приводом. Неподалеку в воде плеснула рыба. Бах улыбнулась ей.

Принесли ее напиток – с веточками мяты, несколькими соломинками и и крохотным зонтиком. Он оказался хорош. Она осмотрелась. На этой палубе находилось лишь несколько человек. Одна пара была облачена в полные костюмы того периода, но остальные смотрелись достаточно нормально. Она присмотрелась к парню, сидящему в одиночестве на противоположной стороне палубы. У него были впечатляющие плечи. Поймав его взгляд, она подала рукой сигнал, означающий «я могу быть доступна». Парень его проигнорировал, что ее немного разозлило, пока к нему не присоединилась миниатюрная женщина ростом не более пяти футов. Бах пожала плечами. О вкусах не спорят.

Она знала, что с ней происходит. Пусть это глупо, но она словно отправилась на охоту. Такое с ней нередко случалось, когда на работе происходило что-либо шокирующее или неприятное. Полицейский психолог сказал, что это компенсация и не такое уж редкое явление.

Вздохнув, она переключила мысли на другое направление. Похоже, им не осталось ничего иного, как вернуться в ту комнату на станции Чарли и к тому существу на кровати.

Чарли знала, что ее мать очень больна. И была такой «очень, очень давно». Отправившись заниматься собаками, она оставила камеру, направленную на мать. Врачи собрались у экрана и некоторое время изучали ситуацию, потом выдали диагноз.

Она, разумеется, была мертва – в соответствии с любым определением смерти, которое медицина приняла за последнее столетие. Кто-то подключил ее к роботу-врачу, вероятно, во время последних стадий эпидемии. Робот был способен делать буквально все, чтобы поддерживать пациента живым, но не запрограммирован определить факт смерти мозга. Это было решение, оставленное на усмотрение врача-человека, когда он или она придет к пациенту.

Врач так и не пришел. Он умер, а существо, некогда бывшее матерью Чарли, продолжало жить. Вряд ли глагол «жить» был когда-либо использован столь неправильно.

Рук и ног у тела не осталось – пали жертвой гангрены. Мало что можно было разглядеть, но лес трубочек и проводов входил в тело и выходил из него. Сквозь ткани медленно прокачивались жидкости. Машины взяли на себя функции всех жизненно важных органов. Тут и там виднелись участки зеленоватой кожи, в том числе сбоку на голове, куда Чарли целовала мать перед уходом. Вспомнив об этом, Бах торопливо допила бокал и заказала второй.

Блюм и Вильхельм были восхищены. Они сомневались, что какая-либо часть тела все еще могла быть жива, даже на клеточном уровне. Выяснить это было невозможно, потому что компьютер станции Чарли – Тик-Так, как его называла девочка – отказался предоставить им доступ к выходным данным автодоктора.