Таунби встряхнул головой, словно смущенный своими воспоминаниями. Потом продолжил:

– Незадолго до смерти он сказал мне, что я совершенно здоров и что скоро он меня выпишет. Кстати, это был последний разговор, который я помню до моего длительного периода помутнения.

– Вы хотите сказать, что не помните, что разговаривали с кем-то другим после того, как вышли из его кабинета? – спросила Адриана. – А как скоро после этого умер Гассман?

– Мы разговаривали у него в кабинете, потом я потерял сознание, – полагаю, он ввел меня в транс. От других я знаю, что он умер через несколько дней после этого сеанса – полагаю, в течение недели, – но, когда я в последний раз видел его, он был в полном порядке. Я очень долго был в беспамятстве. Когда я очнулся, я лежал на полу в коридоре. Вокруг стояли несколько пациентов, а медсестра пыталась мне помочь.

– И как долго вы были без сознания, Уилл? – спросила Адриана. – Несколько часов?

– Шесть лет – так, по крайней мере, мне сказали. Позже, через несколько недель после того, как я пришел в сознание, я узнал, что на дворе пятнадцатый год, а доктор Гассман уже давно мертв. Все, что мне известно о тех шести годах, я знаю со слов других. Многие люди рассказывали мне разные части истории – как пациенты, так и персонал. Я знаком с этой историей довольно хорошо. Но, несмотря на все подробности, которые я знаю, это просто рассказ, который я заучил. Я называю его для себя «легендой о докторе Таунби». – Он посмотрел на Адриану.

Она сжала его руку:

– Уилл, во время войны я знала многих мальчиков, молодых людей, которые не помнили длительные периоды времени, несколько дней. И некоторые из них так никогда и не вспомнили это время. Иногда они не помнили почти ничего из того, что с ними случилось с тех пор, как они покинули Англию, в течение несколько месяцев. Мы не держали их в отделениях для душевнобольных долго. Мы просто посылали их домой. И я смею предположить, что некоторые из них так и не вспомнили, но они на свободе, работают и живут нормальной жизнью.

Таунби с надеждой посмотрел на Адриану, но ничего не сказал. Возможно, он думал о жизни, которой ему бы хотелось жить, и я не хотел его прерывать, но время нашего посещения подходило к концу.

– А вы помните Мэри Хопсон? – тихо спросил я.

– Да. Она была красавица. Оказалась здесь почти одновременно со мной. Она тоже была пациенткой Гассмана. По-моему, я особо с ней и не общался – так, несколько раз обменивался незначащими фразами. Я знаю о ней больше по рассказам, чем по собственным воспоминаниям.

– Рассказам? – переспросил я.

– Это часть легенды о моей жизни в качестве доктора Таунби. Согласно рассказам, она была моей» пациенткой. Мне намекали, что я оставался с ней за закрытыми дверями несколько дольше, чем позволяют приличия. – Он понизил голос. – Признаться, меня посещали фантазии о ней.

– А вы помните Алису Таппер, Уилл? – спросила Адриана.

– Личного секретаря Гассмана? Да, помню и ее. Она была ко мне добра. Я отключился незадолго до того, как она отошла от дел, а к тому времени, как я пришел в себя, ее здесь не было уже много лет. Раньше она иногда приезжала, чтобы навестить бывших коллег, но я уже давно слышал, что она умирает от рака или чего-то еще.

– А Хелен Уикем? – продолжал я. – Вы помните ее?

– Только по легенде. Она оказалась в «Мортон Грейвз» за год до смерти Гассмана. Рассказывают, что она была и моей пациенткой. Также намекают, что она была для меня больше чем просто пациентка. Ее выписали до того, как я очнулся. Большую часть времени она провела здесь во время моего шестилетнего помутнения. К сожалению. – Он беспомощно пожал плечами.

– А Лиза Анатоль? – продолжал я.

– Да, ее я помню хорошо. Очень красивая девушка. Попала сюда еще подростком, лет, наверное, семнадцати. Да, ей было семнадцать, потому что ее год рождения совпадал с началом века. Она однажды мне это сказала. Родилась в начале января тысяча девятисотого года. Ее отец и брат погибли на войне один за другим в течение нескольких дней. Она сломалась и совершила попытку самоубийства – очень серьезную попытку, насколько я слышал. Когда ей полегчало, я много раз разговаривал с ней. Она выписалась пару лет назад.

– Значит, она не могла знать Мэри Хопсон и Хелен Уикем…

– Простите, что перебиваю, мистер Бейкер, – сказал Таунби. – Вы сказали, что хотите узнать о Гассмане, но эти имена не имеют к нему никакого отношения. Хотя Мэри имеет, полагаю, да и Хелен знала его некоторое время, но вот Лиза никогда не видела доктора Гассмана.

– В этом-то и состоит часть проблемы, – вставила Адриана. – Кое-кто предположил, что между Гассманом и всеми этими людьми существует какая-то связь. И часть нашей проблемы состоит в том, чтобы вычислить, в чем заключается эта связь. Еще одно имя – Роберт Стэнтон.

Таунби поглубже устроился в кресле и снова пожал плечами:

– Это еще одна часть легенды. Его имя я услышал в ходе бесед о моих пациентах. Я же его совсем не помню. Он покинул больницу до тысяча девятьсот пятнадцатого года. А что, эти люди находятся в опасности? Они живы? Не могли бы вы все же рассказать мне немного о том, чем занимаетесь?

Я ответил:

– Они все живы. Однако вы, скорее всего, знаете о Хелен Уикем. Она недолго останется в живых. Все остальные живут и работают здесь, в Западном Лондоне. И насколько мы знаем, им не угрожает опасность.

– И эти люди пытаются помочь Хелен Уикем? В этом дело? Я, конечно же, читал о демонстрации против повешения женщин. И она ведь подала заявление о невменяемости. – Он испытующе посмотрел на нас обоих. – Держу пари, вы возбудили мое любопытство гораздо сильнее, чем я ваше. Что происходит?

Мгновение я обдумывал вероятность того, что сама наша беседа была некоторым образом попыткой спасти Хелен Уикем. Однако это было явной натяжкой, и какое-либо участие Уилла в этом заговоре, несмотря на подозрения доктора Доддса, выглядело совсем маловероятным.

– Нет, мы сочувствуем Хелен, но мы ее не знаем и также не знаем, как ей помочь. Ее имя просто оказалось связанным с Гассманом в том деле, которое мы расследуем.

– Расследуем! Доктор Доддс сказал, что вы поверенный, адвокат. Так что же за расследование? Гассман умер более двенадцати лет назад, Чарльз. За исключением Мэри и Хелен, ни один из этих людей его не знал А мое имя тоже упоминается в этом деле, в чем бы оно ни состояло?

– Нет, Уилл, – ответила Адриана, – и это кажется странным. Ваше имя всплыло, когда мы пытались установить связь между этими людьми. И до сих пор, между прочим, вы представляетесь единственной связью, соединяющей их всех, – вы и эта больница. Может быть существует и другая связь – Томми Моррелл.

Таунби выпрямился:

– Точно! Томми Моррелл сейчас единственный здешний пациент, помимо меня, который знал доктора Гассмана. Только Томми с явным приветом. Он здесь целую вечность. А вы с ним не пытались говорить?