— Тогда поцелуй меня, — счастливо попросила я.

Наш жаркий роман продлился ровно семь секунд, потому что именно столько занял наш первый и последний поцелуй, после которого мы оба решили, что не быть нам парой.

— Вер, — а Рыжий в подражание бабушке звал меня только так. — Ты меня, конечно, извини, но это как… с сестрой целоваться.

— Угу, — без всяких обид согласилась я. — Или ещё хуже…

Вот так вот бездарно прошла моя первая влюблённость. Правда, своё дело она сделала, подтолкнув меня к первым мыслям о том, а какие же на самом деле должны быть отношения между мужчиной и женщиной. И чем я больше начинала думать об этом, тем меньше мне нравилось происходящее у нас дома.

Собственно, сильно потом, в далёком будущем, это и станет главным камнем преткновения между мной и родителями. Мама таки добьётся своего, и отец уйдёт от своей жены. А я не смогу понять ни этого, но многого другого.

— По-моему, кто-то съел концовку своего рассказа, — придирается ко мне Чернов.

— Ну главное ты услышал…

— Тогда почему у меня такое чувство, что где-то ты… недоговариваешь?

— Это уже к тебе вопрос, что там тебе кажется.

— Стой. У меня миллион вопросов. Как ты стала Верой? Что у тебя с родителями? Кто такой Рыжий? И вообще, почему у меня такое чувство, что я его знаю? — Стас напирает, а у меня появляется ощущение, будто мы с ним действительно сейчас просмотрели очередную серию мыльной оперы.

-Уже поздно. Мне на пары завтра, а тебе… а у тебя там утро.

— Вера, не соскальзывай с темы, мне вон каких сил стоило разговорить тебя!

— Тогда твоя излюбленная игра. Один вопрос, один ответ.

Стас самодовольно хмыкает, ему понравилось, что я сослалась на его же методы.

— Хорошо. Кто такой Рыжий?

— Ээээээ… — теряюсь я, так как ожидала какой угодно вопрос, но только не этот. — Это всё, что тебя беспокоит в моём рассказе?

— Нет, просто я уверен, что знаю его. А голова уже не варит, не хочу потом весь день в догадках теряться.

— Ты ж мой наблюдательный, — ёрничаю я. А потом смущаюсь того, что назвала его своим. Но Стас вроде как не замечает этого. — Мозги напряги хорошенько. Как много у нас с тобой общих знакомых?

Чернов какое-то время молчит, должно быть, напрягая последние мозговые извилины.

— Сева, что ли?

— Аллилуйя. А то я уже переживать начала, что у тебя всё в мышечную массу ушло.

— Нет, ты серьёзно, — напрягается Стас. — Ты целовалась с Севой?

-Девять лет назад, — смеюсь я. — Семь секунд, ровно семь. Так что… можешь расслабиться.

— То-то мне он сразу не понравился!

— А мне-то показалось, что вы неплохо так спелись.

— Слышала, когда-нибудь поговорку, а том, что врага нужно держать поближе к себе?

И тут я не выдерживаю и хохочу в полный голос. И только просмеявшись, до меня доходит, что Стас специально выбрал тему про Рыжего, чтобы отвлечь меня от всех остальных грустных мыслей.

— Ты всё сразу понял, да? — уточняю я.

— А ты думала, что я действительно настолько глуп?

И от последней его фразы на душе становится особенно тепло. И даже весь мой рассказ, больше не кажется мне чем-то постыдным и уродливым.

— Но к остальному мы обязательно вернёмся… когда ты будешь готова.

— Спасибо, — охрипшим голосом шепчу я, словно что-то осело у меня в горле.

И мы опять молчим. Я возвращаюсь на кровать, растягиваясь на ней на спине. Мне нравится просто лежать и слушать, как он на другом конце страны, точно так же ловит звуки моего сбившегося дыхания и думает о чём-то своём.

А потом в трубке раздаётся громкое:

— Ай, Крис, слезь с меняя!

Голос у Стаса звучит очень громко, и мы с Бонифацием нервно подпрыгиваем на постели. Чернов на кого-то там бурно ругается. А я невольно напрягаюсь, переполошено начиная переживать насчёт того, кто такая Крис.

— Вера, ты там? — почти испуганно зовёт он меня.

А я молчу, не зная, что мне думать. Или чувствовать… Хотя нет, с чувствами тут как раз всё более или менее понятно.

— Вера! Пока ты там себе чего-нибудь не придумала. Кристине двенадцать, и я имею с ней прямые родственные связи.

— Точно? — глупо уточняю я.

— Абсолютно, — заверяет меня Чернов. Только после чего я смогла сделать нормальный вдох, оказывается, всё это время я задерживала дыхание.

— А мне всё равно…

— Я так и понял, — фыркает он. После чего я слышу его глухой зевок. — Пошли спать?

— Пошли, — киваю я головой. — Только постой. Когда ты приедешь?

— Послезавтра, днём. Не хочешь меня встретить? — наглеет он.

— Я на парах. А потом смена в баре. Так что встретимся на следующий день, я заскочу к тебе отдать ключи и забрать вещи, — от последней фразы становится грустно. Можно подумать, что я жить у него собралась! Но перспектива отъезда от Боньки и Черновской подушки оказалось не такой уж весёлой.

— Вер, я приеду, и мы поговорим. Хорошо?

Я мнусь, боясь разрешить себе надеяться хоть на что-то. Но ведь я и так сегодня уже вон как рискнула. Не рискнуть ли мне опять?

— Посмотрим, — пространно обещаю я ему.

— И за что только ты мне такая на пути попалась?

— Не знаю, тебе виднее, где ты там нагрешил, — подкалываю я его.

После разговора с Черновым я проваливаюсь в глубокий и безмятежный сон, не забывая прижимать к себе пса.

Следующие дни прошли в томительном ожидании. Время вновь изменило своё течение. Возомнив себя резиновым, оно тянулось непозволительно долго, закручивая всё моё существо в одну тугую пружину. В последнюю ночь перед приездом Стаса я долго лежала в его постели, нервно ворочаясь с боку на бок, и пыталась осознать, во что же я всё-таки ввязалась. На ум шли слова Дамира, о том, что мне в спальню Стаса ещё рано. Тогда я приняла это как насмешку над нами двоими, сейчас же, нелепая шутка принимала какой-то иной смысл. Словно я оказалась внутри его мира, при этом, будучи абсолютно к этому не готова. Чернов будто обволакивал меня, не оставляя никакого шанса на спасение.

Казалось бы, вот зачем мне надо было посвящать его во всё то дерьмо, которое по какой-то тотальной ошибке являлось моей биографией? А ведь никому и никогда… Хотя нет, тут я кривлю душой. Помимо Игнатьева, который был прямым свидетелем всего моего семейного безобразия, ещё были Кроля… и Олег. И если с Ольгой было всё понятно, потому что именно на её долю выпал пик моей борьбы за независимость, то с последним всё было до ужаса запутанно. Во-первых, он не просто знал мою историю, а собственно, был её большой и неотъемлемой частью. Во-вторых, это был именно тот случай, когда знание было силой, силой давления на меня и мою волю. Поэтому, нет ничего удивительного в том, что уже на следующее утро после разговора со Стасом я схватилась за голову, переживая из-за своих излишних откровений. Нет, я не думала, что он такой злодей сходу начнёт тыкать на все мои болевые точки и загоны. Я вообще не ждала от Черного ничего специального. Но ведь далеко необязательно иметь осознанную цель сделать больно, иногда просто достаточно пары случайных слов или действий.