Впрочем, стоило Неддару спешиться и подойти к лошади леди Амалии, как баронесса Этель, по праву считавшаяся первой сплетницей Вейнара, скинула с себя сонное оцепенение, ее глаза расширились и стали напоминать чайные блюдца, а в их глубине появились зависть и досада: король выбрал себе фаворитку, а она, самая информированная особа в королевстве, об этом даже не слышала!

«Ну все, теперь я могу быть спокоен – слухи о моем романе разлетятся по всему Горготу…» – мысленно усмехнулся король и, дождавшись, пока его «фаворитка» приведет в порядок охотничий костюм, величественно повернулся к барону Олмару…

…К удивлению Латирдана, приветственная речь хозяина лена оказалась крайне немногословной: барон в двух словах высказал свою радость по поводу того, что имеет честь видеть верховного сюзерена в своем замке, посетовал на то, что узнал о визите слишком поздно, из-за чего не успел подготовиться, высказал надежду на то, что этот визит будет не последним, и пригласил Неддара в донжон.

Юноша, сытый по горло навязчивым гостеприимством наследника графа Грасса, благодарно улыбнулся и поймал торжествующий взгляд хозяина лена Геррен, брошенный на жену: «Что я тебе говорил?»

Та фыркнула, недовольно повела плечом и многозначительно усмехнулась.

«Это не к добру…» – мрачно подумал король. И не ошибся – уже через пару минут, поднимаясь по витой лестнице к выделенным для его проживания покоям, он мысленно проклял тот миг, когда внял совету Дамира Кейвази и согласился посетить лен барона Олмара: леди Этель не затыкалась ни на мгновение и за пару сотен ударов сердца, потребовавшиеся им, чтобы подняться на шестой этаж донжона, успела заставить его пожалеть о наличии способности слышать: рассказала о той безграничной радости, которую она испытывает, принимая у себя такого важного гостя, посочувствовала своим соседям, лишенным такой возможности, и пострадала из-за того, что визит короля слишком короток, из-за чего им, Герренам, не удастся в полной мере проявить всего своего гостеприимства. Если бы не находчивость племянницы Дамира Кейвази, умудрившейся как-то вклиниться в непрекращающееся словоизвержение, разговор в коридоре мог затянуться и до утра.

– Скажите, баронесса, а бочку для омовений уже наполнили? А то его величество не любит запах лошадиного пота…

Столь ясно выраженный намек на то, что им необходимо привести себя в порядок, баронесса проигнорировать не смогла. Но, прежде чем уйти, уверила Неддара в том, что в покоях, выделенных для его проживания, есть все необходимое, «тактично» поинтересовалась, нужны ли ему служанки «для помощи при омовении и всего такого», и трижды напомнила о торжественном ужине.

– Ужин я не переживу… – войдя в гостиную и прикрыв за собой дверь, угрюмо буркнул Латирдан. – Леди Этель просто невыносима!

Амалия грозно сдвинула брови к переносице:

– То есть вы хотите сказать, что уйдете, так и не женившись на Этерии?

Мысль о невесте, которую он увидит через какие-то два дня, тут же вернула Неддара в хорошее настроение.

– Хм! С уходом я, пожалуй, погорячился – переживу. Хотя и с ба-а-альшим трудом!

– Страдания, сир, можно облегчить… – ехидно улыбнулась девушка, – если во время ужина иногда прикладываться к кубку с вином…

– Я столько не выпью!

– «Столько» и не надо: достаточно сделать вид, что вы постепенно напиваетесь, а потом возжелать сидящую рядом фаворитку…

…Желание воспользоваться советом леди Амалии и сбежать с ужина появилось у Неддара сразу после первой перемены блюд, когда гости встали из-за стола, чтобы развеяться, а леди Этель на правах хозяйки замка принялась развлекать своего верховного сюзерена. За какие-то десять минут он узнал о том, что графиню Ивицу Голон вот уже третью декаду мучают жуткие грудные[143]боли, что Тимор Пустобрех прилюдно обозвал старшую дочь пустоголовой дурой, а Шария Олдарр, рожавшая трое суток подряд, потеряла ребенка. К искреннему возмущению юноши, пересказывая сплетни, баронесса Геррен умудрялась смаковать такие подробности, от которых Неддара начинало мутить.

Увы, уходить в такую рань, да еще зная, что для услаждения его слуха барон Олмар пригласил в замок каких-то там «жонглеров, среди которых есть две девицы с потрясающе красивыми… э-э-э… голосами», было неудобно, поэтому он терпел. И старательно делал вид, что не сводит глаз с развлекающейся леди Амалии.

Кстати, девушка вела себя так, как будто выросла при дворе – улыбалась вьющимся около нее мужчинам, игнорировала завистливые взгляды женщин и танцевала, танцевала, танцевала.

Иногда, услышав ее смех, юноша даже ловил себя на мысли, что начинает сомневаться в том, что она действительно горюет о муже. И невольно вспоминал разговор, состоявшийся в день их знакомства:

– …Честно говоря, даже не знаю, что вам сказать, леди… – буркнул Латирдан и, злясь из-за необходимости говорить неприятные вещи, раздраженно добавил: – Любое предложение, которое приходит мне в голову, кажется насквозь фальшивым и пустым…

– Не мучайтесь, сир! – грустно улыбнулась племянница барона Кейвази. – Дядя Дамир объяснил, что от меня требуется, и сказал, что эта идея принадлежит не вам, а ему…

– Какая разница, кому она принадлежит? – вспыхнул Неддар. – Если вы согласитесь изображать мою фаворитку, то это скажется на вашей репутации, подставит под удар моих врагов и недоброжелателей и заставит… э-э-э… отказаться от привычного образа жизни!

Девушка едва заметно усмехнулась:

– Вы король, и быть вашей фавориткой – мечта любой дворянки Вейнара: та, на кого вы обратите внимание, враз выделится из толпы, окажется рядом с троном и получит возможности, которые всем остальным только снятся…

– Любой дворянки, кроме вас? – не удержавшись, съязвил Неддар.

Глаза девушки полыхнули такой болью, что юноша невольно почувствовал себя виноватым. Но извиниться не успел – девушка нервно переплела пальцы рук, опустила голову и глухо произнесла:

– Меня нет… Я умерла вместе с мужем… А то, что вы видите перед собой, – жалкая тень… Тень, у которой нет ни надежд, ни желаний…

– Вы молоды, красивы, умны! – возмутился король. – У вас все впереди, поэ…

– Простите, сир, что перебиваю, но если бы не Тери, я… – девушка вскинула голову и уставилась Неддару в глаза: – Я бы уже ушла!

– Желать ухода из жизни – грех! – в первый раз в жизни порадовавшись тому, что читал Изумрудную Скрижаль, напомнил король.

Леди Амалия равнодушно пожала плечами:

– Я не живу, а существую. И потом, мне нет никакого дела до того, что пишут в каких-то там скрижалях: я чувствую себя мертвой, понимаете?! Кстати, именно поэтому меня не пугают ни ваши враги, ни ваши недоброжелатели: для меня удавшееся покушение станет лишь долгожданным шагом к воссоединению с мужем!