Когда митинг закончился, я подошел к небольшой группе участников, лица которых выдавали в них явно пьющих людей. «Привет из Москвы!» — заговорщицки шепнул я им. Американцы вздрогнули. «Две недели назад я был на Болотной, — продолжал я. — предлагаю выпить за нашу победу». И с этими словами я достал из сумки пластиковые стаканчики и бутылку водки «Володя и медведи» — последней водки Кауфмана, созданной им в «Винэксиме». Мои американские собутыльники испуганно переглянулись, как будто пытаясь понять, кто этот странный тип с водкой и за чью победу он предлагает выпить. И вообще, водка «Володя и медведи» — это такой стеб над тандемом лидеров страны или лоялистская водка типа «Путинки»? Но в итоге спрашивать ничего не стали — взяли стаканчики, чокнулись, молча опрокинули в себя водку. Потом еще по одной. А потом и по третьей — что мы, не русские, что ли? «Россия будет свободной! Обязательно будет», — похлопал меня по плечу один из моих новых знакомых и отправился в сторону станции метро «96-я улица».

1 января 1999 года в вечернем эфире телеканала ОРТ прошла премьера кинокомедии «Особенности национальной рыбалки». Десятки миллионов еще не до конца отошедших после традиционной новогодней пьянки россиян надрывали животы перед телеэкранами, наблюдая за уморительными приключениями группы незадачливых силовиков: армейского генерала, милицейского следователя, районного прокурора и егеря Кузьмича. Теплая компания отправляется на рыбалку то ли в Карелии, то ли в Ленобласти, но вскоре пьянка на природе превращается в грандиозную вакханалию. В центре сюжета фильма оказалось «спасение» 15 ящиков водки «Урожай», которую горе-рыбаки в пьяном угаре забыли в Финляндии, а затем организовали целую военную операцию с участием подводной лодки, чтобы вернуть национальное достояние.

Довольно навязчивый и безыскусный продакт-плейсмент дал поразительный эффект. Недорогая водка «Урожай», выпускавшаяся на одноименном заводе в подмосковной Балашихе, стала одним из главных алкохитов последних лет XX века в России: ее продажи взлетели в десятки раз. Ирония ситуации заключалась в том, что не только в кино, но и в реальной жизни именно силовые ведомства являлись одновременно «крышей» и инструментом продвижения водочных брендов конца 1990-х — начала 2000-х годов. А хозяевами самых крупных и успешных ликеро-водочных заводов страны были бандиты. Или, говоря казенным языком, представители организованных преступных группировок.

Самый бандитский регион страны в то время — Подмосковье. Близость богатой Москвы, связи в федеральных органах власти и среди силовиков — все это отличная питательная среда для роста мощных ОПГ. А водка — один из традиционных бандитских бизнесов.

До 1997 года подмосковные бандиты держали относительно небольшие водочные цеха, где делали левую водку из украинского, а затем и американского спирта, ввезенного из Осетии (как это работало, я рассказывал в пятой главе). Однако попытки государства «навести порядок» на алкогольном рынке открыли для братвы настоящий Клондайк. Порядок в представлении государства заключался в повышении ставок акциза и печатании акцизных марок «нового поколения». Розничная цена на водку стала неумолимо расти: если в 1998 году в цену поллитровки были «зашиты» 20 рублей налога, то в 2002-м — уже 40, а 2005-м — все 60. Но деньги шли отнюдь не в госбюджет.

«Эти налоги никто толком не платил, — вспоминает бывший владелец водочного завода в Московской области, переквалифицировавшийся сегодня в политика. — Возможность украсть акциз сделала производство водки сверхдоходным бизнесом. Все платили напрямую силовикам, которые боролись между собой за сферы влияния над тем или иным заводом. При этом желающих крышевать гонящий левак завод было в изобилии: налоговая инспекция, налоговая полиция, РУБОП, ФСБ. Стандартная такса — один-два рубля с бутылки. При том что средний завод выпускал по миллиону бутылок в месяц, а заводов в одном только Подмосковье было три десятка, выходили хорошие деньги».

«Чтобы вы представляли атмосферу тех лет — стандартная ситуация, с которой сталкивался, вероятно, любой владелец водочного завода, — вспоминает тот же ветеран алкогольного рынка Подмосковья. — Пять утра, владельцу водочного завода звонит директор и рассказывает, что, по сообщению начальника охраны, через забор лезут бойцы ОМОНа. „Пустить или забить их прикладами?“ — спрашивает он. На что владелец отвечает: „Сначала выясните, из какого они ведомства. Если наши — то пустите, если нет, то отбивайтесь и ждите подмоги“. Вступить в вооруженное противостояние с силовиками в те годы было совершенно нормальным явлением, и во многих случаях такое сопротивление оставалось без последствий. ЧОП завода знал, что если на территорию пытаются проникнуть „чужаки“ — например бойцы налоговой полиции, а завод работает под РУБОП, — то их задача — любыми средствами отразить нападение и продержаться до приезда рубоповцев. И чоповцы стояли насмерть, как если бы за ними были заградотряды».

Жесткий замес, в который были вовлечены крупнейшие ОПГ Подмосковья и самые влиятельные силовые ведомства страны, продолжался около десяти лет. Жестокие убийства, пытки, похищения людей — в таком антураже происходило становление водочного бизнеса в Московской области. Я расскажу три истории о трех главных столпах этого бизнеса: об упоминавшемся выше «Урожае» из Балашихи, о концерне ОСТ в Черноголовке и о заводе «Топаз» в Пушкино.

Ловкий портняжка

В начале июня пандемийного, насыщенного событиями 2020 года в новостных лентах российских информагентств появилась небольшая заметка, на которую вряд ли кто-то обратил внимание. Куцый абзац текста сообщал, что занимавший последние четыре года пост главы администрации подмосковной Электростали Владимир Пекарев ушел в отставку по собственному желанию.

Кого, скажете, может заинтересовать отставка мэра какой-то Электростали? Само по себе событие, конечно, невеликое, но для людей, так или иначе связанных с алкогольным рынком России, это повод вспомнить Владимира Пекарева. А вспомнить есть что, ведь его называли — ни много ни мало — водочным королем Подмосковья и едва ли не самым влиятельным человеком на алкогольном рынке всей России.

Володя Пекарев — типичный представитель советских бумеров. Родился в пролетарском Ногинске в типичнейшей советской семье. Папа — рабочий на заводе, мама — медицинский работник в местной больнице. Володя учился не блестяще, готовился продолжить рабочую династию отца, но ходил в музыкальную школу, а также научился шить на швейной машинке — спасибо старшим сестрам. В жизни пригодилось как раз умение шить. После возвращения из армии в 79-м Пекарев устроился на местную швейную фабрику, где в процессе работы освоил профессии портного и закройщика.