в деньгах или могло быть перечеканено в деньги. Его жадность по своей бессмысленности смахивает на желание обеспечить бумажные деньги землей и почвой. Государство и общины всегда приступают со своими требованиями денег даже там, где в действительности не имеется никакой денежной подкладки; они облагают даже основные ценности, имеющие значение более, чем только для одной человеческой жизни, где в самом благоприятном случае только часть текущих годовых доходов с этих ценностей может быть обращена в деньги путем продажи.

Денежный фиск нужно считать поэтому новым увеличением государственных притязаний. Именно на этой форме обложения ясно видно, какое значение имел и имеет вообще фиск. Исторически обложение почти нигде не основывалось на добровольной инициативе, путем которой сам народ упорядочивал бы сборы на общественные надобности; наложение и выколачивание податей являются односторонним принуждением, т. е. присвоением, которое в известных случаях и формах принимало характер прямого грабежа. Прикрашивающие государственные теории не изменили тут ничего, а игрушечное конституционное одеяние не внесло в это принуждение никаких важных и существенных изменений. Налоговая политика была и остается совокупностью самых утонченных приемов обирания, благодаря которым одна часть населения взваливает на другую издержки на свое содержание, часто даже самые произвольные роскошные свои траты. Если бы не существовало хищничества в политике и если бы оно вместе с помогающим ему неразумием не господствовало над большинством, то отношения и положение дел в смысле взносов отдельных лиц на общественные надобности, конечно, устроились бы иначе и в главных частях своих были бы лучше. Но финансовая политика превратилась в универсальный мировой бич; финансовый грабеж сделал возможными разбойнические предприятия в большом стиле, т. е. прежде всего войны и колониальные экспедиции с целью вымогательства.

Хищничество проявляется также и в податной инквизиции. Где должны быть исследованы доходы или платежные силы, там инквизиторский характер выступает наиболее ясно. Одна теория, стремившаяся, по-видимому, к правильному и справедливому обложению и распределению налогов, относилась благосклонно к подоходному налогу. Некоторые из её защитников действительно верили, что такой способ обложения, при замене им всех других, мог бы принести подлинное уравнение. Государство наилучшим образом приняло в расчет эту рекомендацию, но только в том смысле, что ко всем прочим налогам прибавило еще подоходный! Таким образом, хорошо задуманное теоретически, направление это принесло дурные плоды.

Однако указанное направление не было вполне надежным. Лучше было бы на издержки брать с издержек же, т. е. на общественные потребности брать с частных потребностей. Личность потребляет и государство потребляет; то и другое – родственные и, кроме того, соизмеримые вещи. Кто много тратит на себя, тот может и должен соответственно много платить и на общественные потребности. Образ жизни, и притом не только роскошный, виден снаружи и может быть констатирован без всякой инквизиции. И потому если бы было уничтожено хищничество, тогда стоило бы этот принцип потребления положить в основу измерения доходов и таким путем заменить подоходный налог чем-нибудь более правильным. Конечно, во всей области современных отношений нигде нельзя рассчитывать на что-нибудь правильное. Сначала политика должна быть заменена чем-нибудь, не имеющим хищных задатков, а потом уже может быть достигнуто искоренение хотя бы самых крупных зол.

9. Еще хуже почти, чем с государственной политикой, обстоит дело с политикой партий, что и обнаруживается прежде всего при выборах. Общество распадается при этом на активную и пассивную части. Одни занимаются выборной работой, другие оказываются «обработанными». Как показала уже английская традиция, выборная работа требует денег, немало денег! Дороговизна так называемых выборов, аналогии которым существуют и в других странах, выдает весь характер дела или, лучше сказать, обрабатывания. Кружки дельцов различных партий враждуют друг с другом, и притом не только вне своей партии, но и по самому близкому соседству, следуя личному самолюбию и личной алчности.

Эта так называемая выборная кампания является вместе с тем школой самого неприкрытого бесстыдства, если не прямо еврейской наглости. Самые ограниченные, узколичные интересы помогают друг другу в клевете и опорочении. Самое замечательное здесь то, что различие между партиями в этом отношении едва ощутимо. Незначительное различие в ту или другую сторону, при всюду господствующем неприличии и неестественности, конечно, не составляет важной разницы. При этом мы еще не касаемся тех областей, где выборы вовсе не являются собственно выборами, а только полем действия унаследованных влияний, как часто бывает это в деревне, или укоренившегося господства партий, когда, можно сказать, отдается просто только приказ, кого выбирать. Такое устранение конкуренции, превращающее выборное дело в иронию над собой, особенно обнаруживается у партий капитал-демагогии, т. е. у партии социал-демократической и у подобных ей уродцев. Когда еще эти круги были более наивными, в собственных рядах партии родилась идея о том, что массы должны быть обучены так, чтобы они послушно подавали бюллетени даже за человека, снятого с виселицы! И это должно было послужить к славе превосходной партийной дисциплины, по которой хор следует команде партийных вождей.

Выборные маневры и происки служат зеркалом прочей общественной и политической испорченности. Иногда, при случае, основываются даже газеты для временных чисто-выборных целей и поддерживаются, пока не кончится дело. Конечно, несмотря на такую единственную скрытую цель, все это кривлянье лицемерно прикидывается так, как будто бы дело шло о постоянной печатной работе на общую пользу или даже о принципах. Заполучить так называемый мандат, т. е. роль в парламентском театре, и притом, большей частью, только роль статиста, – вот здесь единственная действительная цель, единственная не ложь.

О парламентарной политике едва ли стоит здесь особенно говорить. По нашему мнению, она служит на первом плане частным интересам. Её специальное хищничество проявляется в навязывании или защите бюджетных позиций, которые позволяют располагать деньгами для частных целей. Не только классы и сословия действуют в этом смысле; и отдельные частные дельцы или сами, или через заинтересованных товарищей прибегают к тому же под всякими предлогами, например под предлогом какого-нибудь ничтожнейшего и нелепейшего исследования, ради вспомоществования от государства, денег на путевые расходы и т. п. Таким образом, и государство, и общество в политическом отношении артистически надуваются. Все же орудование бюджетом в комиссиях и в общих собраниях можно здесь оставить без дальнейшего рассмотрения, как вещь подразумеваемую, тривиальную: мы говорим именно о податном грабительстве, чтобы не сказать, о реквизициях, с помощью которых одна партия прислуживается к другой. По крайней мере, в рамках нашего анализа это является как бы общим местом, чем-то твердо установленным, простым следствием из преобладающего характера всей прочей политики.

Такой дурной характер всей традиционной политики отличает не только обычные традиции консерватизма, но и революционные движения и начинания. И если бы где-нибудь дело дошло до действительной, полной