Немудрено, что брак этот, по крайней мере с точки зрения семейства Пейдж, выглядел превосходной партией. Куртуаза считалась любимейшей – потому что была самой младшей из семидесяти шести Омниномовых дочерей.

Для Бенефиция это был шестнадцатый брак, но для Куртуазы-то – первый. О, ей и раньше случалось влюбляться, бесчисленное множество раз. Она даже несколько раз планировала свадьбу, но лишь затем, чтобы все отменить за несколько дней (а бывало, что и минут) до церемонии. У Великих и Изначальных Семейств это даже стало своего рода шуткой. «Ну-с, за кого Куртуаза собирается замуж в этом году?» – плотоядно спрашивали друг друга их блистательные представители. И будь Куртуаза чьей-то еще дочкой, очередное приглашение на свадьбу удостоилось бы разве что циничного смешка и тут же оказалось бы в папке «Удаленные».

– Куртуаза что, действительно собирается сказать «да»? Ну-ну.

Но Куртуаза Спул была не чьей-то там дочкой. Она была дочерью – и любимейшей притом! – председателя Комитета по надзору за поведением. Поэтому когда в ментбоксы избранных упало по приглашению, путешествия и вечеринки тут же сами собой стали отменяться, рабочие расписания – перетряхиваться, Переносы – откладываться (или ускоряться, если кто-то мог себе такое позволить), роды – стимулироваться, а беременности – прерываться. А все потому, что, хоть вероятность финального «да» и выглядела донельзя чахлой, вряд ли кто-то в здравом уме захочет пропустить свадьбу трех столетий из-за такой тривиальной вещи, как роды.

Событие обещало быть роскошным, даже по меркам Спулов. Омнином явно задался целью устроить нечто настолько вопиющее, чтобы на дочери живого места не осталось, и сбегать из-под венца стало уже некому: семьсот гостей, больше сотни артистов и среди них – знаменитые на весь мир Гладиаторы Амарильо из Вако, показывавшие бои до смертельного исхода с применением всяких необычных и архаических видов оружия. Особенно запомнились зрителям саквояж с кирпичами против кнута из бычьей кожи, щедро усаженного швейными иголками (саквояж победил). Величайшие повара мира готовили самые экзотические кушанья. Призом в лотерее служило разрешение на Перенос при любом досье о Поведении (в просторечии носившее шутливое прозвание «подарок от Деда-Всеведа: на свободу забесплатно»). И все это в самом шикарном и эксклюзивном месте на свете – в садах при мемориале Джингрича на Лунной Базе-Альфа. В те дни лунной колонии едва сравнялось несколько десятилетий, и большинство Семейств считало ее ужасно модной. Идеальное место для отпуска, куда чудесно съездить, но где вряд ли станешь жить.

За три дня до Большой Даты Куртуаза отправилась по магазинам в компании матушки и самой старшей из сестер, Верифики. Это был уже третий визит в любимый Перенос-бутик за неделю – и, по мнению матушки, плохой знак. Перфекционизм в век бессмертия – билет в один конец, жди беды, а Куртуаза была перфекционисткой. Ее внешность на церемонии должна быть безупречна, и сама церемония должна быть безупречна, не говоря уже о претенденте на божественную руку – разумеется, безупречном. В итоге все всегда оказывается небезупречно, и тот факт, что человек победил смерть, уже никого не волнует.

– Что думаете вот об этом? – она притормозила возле витрины.

– Пять футов, девять с половиной дюймов, – сказала Верифика, глянув на монитор рядом с подвешенным в контейнере нагим телом. – И на десять фунтов тяжелее. Платье не подойдет.

– Закажем новое, – парировала Куртуаза. – Не очень-то оно мне и нравится.

– Куртуаза, – мягко возразила мать, – ты обожала это платье. Это же Тиффанутти!

– Слишком старомодное. Полупрозрачные платья давно уже никто не носит.

– Я носила, в прошлом году, – ввернула Верифика.

– Вот именно, – ядовито улыбнулась Куртуаза.

– Свадьба уже через три дня, – заметила мать. – Слишком поздно заказывать новое платье.

– Тогда отложим ее еще на недельку, – буднично пожала плечами дочь.

Миссис Спул с Верификой обменялись многозначительными взглядами. Это они уже проходили, раз двенадцать как минимум: Большая Дата все ближе, оправданий все больше, пока… Какая еще Большая Дата, вы о чем?

Они двинулись дальше вдоль ряда витрин.

– Может быть, это? – Верифика остановилась у прелестной семнадцатилетней неодушевленки-инаниматы. – Смотрите, какие тонкие черты. Да за один этот носик умереть можно!

– И она как раз нужного роста, – подхватила мать. – И веса! Тиффанутти сядет просто безупречно.

– Ну да, если сядет, – сказала Куртуаза. – А если не сядет, мы так-таки все отложим.

– Есть только один способ гарантировать, что сядет, – сердито отрезала Верифика. – Никаких Переносов до свадьбы. Да кому вообще такое в голову придет!

Она повернулась к матери, ища поддержки.

– Ну какой нормальный человек станет переноситься за три дня до свадьбы?

– Уж точно не я. За все мои двадцать шесть браков ни разу такого не было.

– Мама дело говорит, Куртуаза, – сказала Верифика. – Может, ты вечно застреваешь на этапе помолвки, потому что думаешь, будто первая свадьба станет и последней?

– Может быть, и так. – Куртуаза как следует навела орудия и выпалила из всех стволов. – Может, если я на этот раз все сделаю безупречно, мне не придется заново проходить эти мытарства.

– Надеюсь, что не придется, – не осталась в долгу сестра, – потому что я уже семнадцать раз это с тобой проходила и больше этой бодяги не выдержу.

Осмотрев еще шесть рядов разных вариантов и обсудив параметры десятков тел (у этого «лицо слишком вытянутое, я хочу что-нибудь в форме сердечка и такое, немного лукавое»; у того пропорции никуда не годятся, «корпус слишком длинный, а ноги короткие» или наоборот), Куртуаза вернулась к самому первому, высокому, с изумительными зелеными глазами. Зеленый, объяснила она, был любимый цвет Бенефиция.

– Кстати о Бенефиции… – вставила мать, которая решила, что пора уже начинать нервничать.

Что, интересно, скажет дамский портной у Тиффанутти при известии, что платье нужно полностью перешить меньше чем за двадцать четыре часа?

– Бенефицию нравится это, – она указала на теперешнее тело дочери, – а не то.

Высокая, зеленоглазая неодушевленка мирно плыла за прозрачным стеклом.

– Что если оно ему не понравится?

– Это моя свадьба! – запальчиво воскликнула Куртуаза. – И я имею право надеть любую внешность, какую захочу. Если Бенефицию она не понравится, я всегда смогу переодеться в то, что ему больше по душе – потом. Но я никогда не стану выбирать себе облик, только чтобы сделать приятное мужчине!

Мать тяжело вздохнула: стратегия категорически провалилась. Решение Куртуазы было твердо: вместо тела ростом в пять футов шесть дюймов ей нужно на четыре дюйма выше и на десять фунтов тяжелее. Пока Куртуаза оформляла заказ и агент по Переносу готовил ее новое обличье, мать связалась с дизайнером. Когда Куртуазу увели в примерочную для окончательной загрузки данных в базовый файл, она все еще висела на линии. Ругательства дизайнера и угрозы немедленно, сию же минуту уволиться грохотали у нее в голове (слава богу, их никто больше не слышал!), когда Куртуаза протянула агенту свою карту-психею. Да, миссис Спул вообще бы все интересное пропустила, если бы Верифика не нашла ее в последнюю секунду: леди-мать пряталась в углу бутика, зажимая ладонями уши в тщетной попытке заглушить разгневанный рев кутюрье.